Том 1. Пьесы 1847-1854 - [102]

Петр. Что мне себя жалеть-то? Уж и так пропащая моя голова, заодно пропадать-то! Говори, мое солнышко, чего тебе нужно: золота, серебра, каменьев самоцветных — себя заложу, а тебе подарю.

Груша. Ничего мне, голубчик ты мой беленький, не надо, всего у меня довольно. А ты вот что, парень, люби ты меня, как я тебя люблю.

Петр. Эх, девка! Что балясы-то точишь! Видишь, я в каком разе! Проси, чего хочешь. Дорогого проси!

Груша. Чего у тебя просить-то! А вот что: ходи почаще, носи пряничков послаще, да еще ленту поалее, да гляди на меня помилее, да целуй покрепче… ха, ха, ха!.. Да вот еще я у тебя давно хотела попросить: купи ты мне перстенечек.

Петр. Ужо два привезу.

Груша (поет).

Мне не дорог твой подарок,

Дорога твоя любовь!

Золото твое колечко

Прижму ко сердечку.

У нас у всех девушек есть… ну, понимаешь… приятели. Посмотри в праздник, сколь хорошо: на улице сидят все вместе; а ты вот со мной никогда не погуляешь. По крайности я перстенек покажу, что есть у меня такой парень, который меня верно любит. Ты приезжай ужо пораньше, заложим тройку, насажаем девок, поедем кататься с песнями.

Петр. Давай руку. (Берет руку.) Значит, кончено! (Ударяет ее по руке. Груша кивает головой.) Так на кой нам шут девок! Мы двое поедем.

Груша. Что ж не поехать!

Петр. Поедешь?

Груша. Известно, поеду.

Петр (целует Грушу). Вот это лю6лю! Это по-нашему. Поди посмотри, нет ли кого в избе либо на дворе.

Груша. Что так скоро? Посиди.

Петр. Теперь некогда. Еще вечер-то наш.

Груша. Ну, нельзя, так не надо. (Уходит.)

Явление шестое

Петр (один). Ух! Загуляю! Эку паву поддел! Нас ли девушки не любят?

Груша входит.

Явление седьмое

Петр и Груша.

Груша. Ступай, никого там нет, только какая-то старушка приехала, по здешняя.

Петр. Ну, прощай!

Груша. Прощай, соколик.

Петр уходит.

Какие мы девки баловницы! Вот приласкай парня, он и не отстанет, и будет подле тебя увиваться. Только чтой-то он иной раз такой хорошим, веселый, а иной раз чудной такой? Что-нибудь у него па душе есть. Может, он что недоброе затевает… так мы с матушкой и двери покажем, у нас недолго! А все будет жаль. Вот шуткой, шуткой, а ведь как полюбила, ажио сердце ноет, так вот и бьется, ровно голубь.

Входит Степанида.

Явление восьмое

Груша и Степанида.

Степанида. А что, девонька, погреться бы у вас тут у печки можно?

Груша. Погрейся, тетенька.

Степанида. Я вот одежонку-то тут положу да мешочки-то вот… Изломало всю… да прозябла немножко; не близко ведь ехать-то, третьи сутки в дороге. А дорога-то, милая, известно, масленица, не первый путь. Ох, ох, ох! В Москву со стариком, девушка, приехали, дочку навестить, да не знаем, где найтить-то. Пообогреемся, ночку переночуем, а завтра пойдем поищем.

Груша. Как же это ты, тетенька, не знаешь, где дочь найти?..

Степанида. В Москве-то всего впервой, толку-то не скоро найдешь; опять же время к вечеру.

Груша. Что ж, она у вас здесь замужем?

Степанида (усаживается у печки). А вот, девонька, видишь ты, какое дело-то вышло. Город-то наш на проезжей дороге; мещане мы. Живем-то хоть бедненько, а домишко-то у нас хоть куда. Вот и останавливаются у нас купцы и баре, случается. Семья-то у нас небольшая была: я с мужем да дочка Дашенька; хозяин-то у меня уж старенек. Останавливался у нас проездом купец молодой, начал он Дашу-то уговаривать да улещать. Нам и невдомек такое дело. А в прошлом году, около святок, и сманил ее у нас.

Груша. Ишь ты, а!

Степанида. Сманил, сманил. Горя-то, горя-то что было! Ну, да уж нечего делать, не воротишь. Только получаем мы от нее письмо из Москвы. Вот оно и теперича со мною… Всё так с собой и ношу. Пишет, просит прощения и благословения от нас нерушимого, и что как приехали они в Москву, он на ней женился, и у него семья и торговля, всё как следует, и что живет она благополучно и с мужем в любви.

Груша. Видишь ты, счастье какое! За купца за богатого!.. Поди-тка ты!.. Знать, из себя хороша?

Степанида. Уж куда хороша!.. Не знаю, теперь как; может, горе-то ее повысушило, а допреж-то этого была такая красавица, полная, да белая… Вот хоть с себя пример возьми.

Груша. Ну, что я за красавица, помелом нарисованная.

Степанида. Нет, что ж, ты хорошая лапушка, видная, и тебя, гляди, хороший жених возьмет.

Груша. Да ведь это, тетенька, какое счастье выдет; не родись пригож, а родись счастлив.

Степанида. Не завидуй, девушка, чужому счастью. Вот мы было и порадовались, что так дал ей Бог. Должно быть, честный человек, хороший, на ее долю вышел. Да как и не порадоваться? Своя кровь, своя болезнь. Только после этого письма она нам ничего и не писала, и слуху о ней не имели — жива она или нет. Сбирались ехать, да не на кого дома оставить; а вот недавнушко слышали мы от проезжих людей, что муж-то с ней стал дурно жить, нагуливать, хмелем зашибаться. Нечего делать, собрались со стариком, да и поехали. Ну, там, конечно, родин богатая, еще как примут: бывает, мать-то и выгонют. Скука-то меня больно обуяла без дочушки-то!.. Все глазыньки выплакала, от питья, от еды отбило… Сама, милая, посуди.

Груша. Известное дело.

Агафон входит.

Явление девятое

Те же и Агафон.

Степанида. Что это ты, старты, замешкался?