Том 1. Остров Погибших Кораблей. Голова профессора Доуэля - [96]

– Долго я пролежал без сознания?

– Десять часов. Врач только недавно ушел, когда ваш пульс и дыхание восстановились и он убедился, что вы вне опасности. Да, дорогой мой, – потирая руки, продолжал Ларе, – предстоят громкие процессы. Равино сядет на скамью подсудимых вместе с профессором Керном. Я этого дела не оставлю.

– Но прежде надо найти – живую или мертвую – голову моего отца, – тихо произнес Артур.

Опять без тела

Профессор Керн был так обрадован неожиданным возвращением Брике, что даже забыл побранить ее. Впрочем, было и не до того. Джону пришлось внести Брике на руках, причем она стонала от боли.

– Доктор, простите меня, – сказала она, увидав Керна. – Я не послушалась вас…

– И сами себя наказали, – ответил Керн, помогая Джону укладывать беглянку на кровать.

– Боже, я не сняла даже пальто.

– Позвольте, я помогу вам сделать это.

Керн начал осторожно снимать с Брике пальто, в то же время наблюдая за ней опытным глазом. Лицо ее необычайно помолодело и посвежело. От морщинок не осталось следа.

«Работа желез внутренней секреции, – подумал он. – Молодое тело Анжелики Гай омолодило голову Брике».

Профессор Керн уже давно знал, чье тело похитил он в морге. Он внимательно следил за газетами и иронически посмеивался, читая о поисках «безвестно пропавшей» Анжелики Гай.

– Осторожнее… Нога болит, – поморщилась Брике, когда Керн повернул ее на другой бок.

– Допрыгались! Ведь я предупреждал вас.

Вошла сиделка, пожилая женщина с туповатым выражением лица.

– Разденьте ее, – кивнул Керн на Брике.

– А где же мадемуазель Лоран? – удивилась Брике.

– Ее здесь нет. Она больна.

Керн отвернулся, побарабанил пальцами по спинке кровати и вышел из комнаты.

– Вы давно служите у профессора Керна? – спросила Брике новую сиделку.

Та промычала что-то непонятное, показывая на свой рот.

«Немая, – догадалась Брике. – И поговорить не с кем будет…»

Сиделка молча убрала пальто и ушла. Вновь появился Керн.

– Покажите вашу ногу.

– Я много танцевала, – начала Брике свою покаянную исповедь. – Скоро открылась ранка на подошве ноги. Я не обратила внимания…

– И продолжали танцевать?

– Нет, танцевать было больно. Но несколько дней я еще играла в теннис. Это такая очаровательная игра!

Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и все более хмурился. Нога распухла до колена и почернела. Он нажал в нескольких местах.

– О, больно!.. – вскрикнула Брике.

– Лихорадит?

– Да, со вчерашнего вечера.

– Так… – Керн вынул сигару и закурил. – Положение очень серьезное. Вот до чего доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?

Брике смутилась.

– С одним… знакомым молодым человеком.

– Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как вы убежали от меня?

– Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня живою. Я сказала ей, что рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили в больнице.

– Про меня и… головы вы ничего не говорили?

– Разумеется, нет, – убежденно ответила Брике. – Странно было бы говорить. Меня сочли бы сумасшедшей.

Керн вздохнул с облегчением. «Все обошлось лучше, чем я мог предполагать», – подумал он.

– Но что же с моей ногой, профессор?

– Боюсь, что ее придется отрезать.

Глаза Брике засветились ужасом.

– Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?

Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживленное с таким трудом. Да и эффект демонстрации много потеряет, если придется показывать калеку. Хорошо было бы обойтись без ампутации ноги, но едва ли это возможно.

– Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?

– Не волнуйтесь, подождем до завтра. Я еще навещу вас, – сказал Керн и вышел.

На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она принесла чашку с бульоном и гренки. У Брике не было аппетита. Ее лихорадило, и она, несмотря на настойчивые мимические уговаривания сиделки, не смогла съесть больше двух ложек.

– Унесите, я не могу.

Сиделка вышла.

– Надо было измерить сначала температуру, – услышала Брике голос Керна, доносившийся из другой комнаты. – Неужели вы не знаете таких простых вещей? Я же говорил вам.

Вновь вошла сиделка и протянула Брике термометр.

Больная безропотно поставила термометр. И когда вынула его и взглянула, он показывал тридцать девять.

Сиделка записала температуру и уселась возле больной.

Брике, чтобы не видеть тупого и безучастного лица сиделки, повернула голову к стене. Даже этот незначительный поворот вызвал боль в ноге и внизу живота. Брике глухо застонала и закрыла глаза. Она подумала о Ларе: «Милый, когда я увижу его?..»

В девять часов вечера лихорадка усилилась, начался бред. Брике казалось, что она находится в каюте яхты. Волнение усиливается, яхту качает, и от этого в груди поднимается тошнотворный клубок и подступает к горлу… Ларе бросается на нее и душит. Она вскрикивает, мечется по кровати… Что-то влажное и холодное прикасается к ее лбу и сердцу. Кошмары исчезают.

Она видит себя на теннисной площадке вместе с Ларе. Сквозь легкую заградительную сетку синеет море. Солнце палит немилосердно, голова болит и кружится. «Если бы не так болела голова… Это ужасное солнце!.. Я не могу пропустить мяч…» – и она с напряжением следит за движениями Ларе, поднимающего ракетку для удара. «Плей!» – кричит Ларе, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем она успела ответить, бросает мяч. «Аут», – громко отвечает Брике, радуясь ошибке Ларе…