Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы - [4]
По такой схеме построена вся эта повесть, по схеме приключенческой сказки: длинная цепь непреодолимых препятствий, которые, к радости малолетних читателей, всякий раз преодолеваются непобедимым героем. Казалось бы, ему вот-вот погибнуть, но в последнюю секунду к нему неожиданно приходит спасение, и он, как ни в чем не бывало, снова счастлив и снова смеется. «Фу, как смешно мне стало».
Но схема рассказа так и осталась бы схемой, если бы она не была оснащена богатыми словесно-речевыми ресурсами, придающими ей достоверность. Благодаря художественному воссозданию типической речи рядового бойца Конармии его монолог о пережитых им злоключениях и радостях приобретает убедительность исторической правды. Монолог этот, как и «Республика Шкид», обильно насыщен юмором, в основе которого опять-таки глубоко серьезная тема.
Нужно быть глухим, чтобы не слышать, какое нежное уважение питает Пантелеев к герою «Пакета» – к душевной его чистоте, к его удали, к его безмерной преданности правому делу. Это не мешает писателю с самой веселой улыбкой воспроизводить своеобразную речь молодого бойца, полную забавных оборотов и слов. «В садах повсюду фрукты цвели», «Я стою. Мокрый. Весь капаю», «Иду по направлению носа», «Ты, говорю, гоголь-моголь», «Дать ему, что ли, пакет на аллаха?», «Чего же в нем заболело?» – «А в нем, говорит, зуб заболел», «Позвольте вам познакомить моего друга» и так далее.
Конечно, было бы значительно легче заставить Петю Трофимова изъясняться пресным языком, без изюминки. Но если бы Пантелеев освободил себя от всяких забот о художественном воспроизведении подлинной речи Трофимова, он отказался бы от своего мастерства. Образ его героя утратил бы жизненность, и перед нами возникла бы пустая абстракция, которую невозможно любить.
Именно этого и требовали от писателя тогдашние рецензенты и критики. Им хотелось, чтобы выводимый в наших повестях и рассказах советский человек первых лет революции был изображаем как благонравный и благовоспитанный юноша с академически правильной речью.
Между тем Петя Трофимов живет перед нами именно благодаря своей простонародной, живописной, выразительной речи, очень далекой от школьной грамматики. Вся его фразеология отражает в себе ранний этап речевого развития масс, относящийся к первым годам революции, когда городская культура принесла в отсталую деревню множество новых понятий и слов, освоение которых далось деревенскому человеку не сразу. Оттого-то у Трофимова, с одной стороны, «журыться» и «вдарить», а с другой – «героический момент», «точка зрения», «экстренный».
Эту трогательную речевую нескладицу только что пробуждавшихся к культуре людей отметили в своих произведениях с дружественным юмором ранний Шолохов, Зощенко, Бабель, Исаковский, Твардовский – и с ними заодно Пантелеев. Уже один образ Василия Теркина свидетельствует, что героика и юмор вполне совместимы и что бывают случаи, когда наше восхищение подвигами становится благодаря юмору еще задушевнее.
«Пакет» написан в форме сказа. Это значит, что его нельзя читать глазами. Нужно – вслух. И только тогда станет ясно, как тщательна была работа автора над звучанием речи героя и как удачливо было его мастерство.
Так же блещет своей словесной фактурой другой знаменитый рассказ Пантелеева «Часы». Здесь вершина его раннего творчества. И здесь вся сила повествования – в его языке. Как другие владеют французским языком или греческим, так Пантелеев в совершенстве владеет живописным жаргоном улицы двадцатых годов. Жаргон этот был стихийно создан беспризорными детьми и подростками, прошедшими сквозь воровские притоны, барахолки, ночлежки, комендатуры, отделения милиции и так далее.
Пантелеев взял на вооружение этот презираемый всеми жаргон и с большим художественным тактом ввел его в узорчатую ткань повествования, слегка окрашенного тем же жаргоном. И опять получился сказ, вся прелесть которого в выразительности живых интонаций. Этот рассказ фонетический. Поэтому «Часы», как и «Пакет», необходимо читать вслух, а не только глазами. В нем есть своеобразная музыка, мерный ритмический строй. Для этого ритмического строя типичны такие, например, близкие к дактилю построения фраз:
«И лошадиная морда врезалась в Петькин затылок».
«Петькино счастье – успел отскочить. А не то раздавил бы его…»
«Что? – говорит. – Повтори! Как ты сказал? Поразительный?»
Впервые на тенденцию к гекзаметру в рассказе «Часы» указал поэт Заболоцкий (см. 7-ю главу воспоминаний Пантелеева «Маршак в Ленинграде»).
Конечно, этот дактиль в «Часах» ненавязчив. В чистом виде он почти не встречается здесь, но потенциально присутствует на всем протяжении текста, причем его каданс то усиливается, то слабеет, отчего проза все же не переходит в стихи.
Как и в «Пакете», юмор ситуаций сочетается здесь с юмором словесно-речевым, что и сближает Пантелеева с такими мастерами этих двух разновидностей юмора, как Бабель, Зощенко, Ильф и Петров.
Творчество Пантелеева крепко спаяно с нашей эпохой. Революция отражена в его автобиографической повести «Ленька Пантелеев». Гражданская война – в его «Пакете». Период нэпа – в «Часах». Отечественная война и главным образом ленинградская блокада дали ему обширный материал для его излюбленной темы: красота и моральное величие мужества. Иным маловерам, пожалуй, покажется, будто Пантелеев выдумал свои «Рассказы о подвиге», будто он изобразил фантастические, невероятные случаи, которые и выдает за реальные факты.
