Том 1. Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен - [173]

Подготовка к свадьбе шла быстро. Формальности сократили как только могли. Можно было подумать, что каждому не терпится поскорее ввести Лорана в спальню Терезы. Наконец желанный день настал.

XX

Утром Лоран и Тереза проснулись в своих комнатах с радостной мыслью: оба они подумали, что миновала последняя страшная ночь. Они не будут больше спать в одиночестве, они теперь будут защищать друг друга от утопленника.

Тереза осмотрелась вокруг; когда она взглядом смерила широкую кровать, на лице ее появилась странная улыбка. Она встала, потом медленно оделась, поджидая Сюзанну, которая должна была прийти, чтобы помочь ей принарядиться к свадьбе.

Лоран сел на кровати. Несколько минут он пробыл в этой позе, прощаясь с чердаком, который теперь показался ему особенно гнусным. Наконец-то он расстанется с этой конурой, наконец-то у него будет собственная женщина. Стоял декабрь. Ему стало холодно. Он спрыгнул на пол и подумал, что вечером ему будет жарко.

Госпожа Ракен, зная, что он стеснен в деньгах, неделю тому назад сунула ему в руку кошелек с пятьюстами франками — все свои сбережения. Молодой человек, не моргнув глазом, принял дар и заново оделся. Деньги старой торговки позволяли ему, кроме того, сделать Терезе обычные в таких случаях подарки.

Черные брюки, фрак, белый жилет, сорочка и галстук из тонкого полотна — все это было разложено на двух стульях. Лоран умылся, обтер тело одеколоном, потом тщательно занялся туалетом. Ему хотелось быть неотразимым. Когда он пристегивал крахмальный воротничок, высокий и жесткий, он почувствовал острую боль в шее; запонка выскользнула у него из руки, он стал терять терпение, и ему показалось, что накрахмаленная ткань впивается ему в кожу. Он решил проверить, в чем дело, поднял подбородок и тут заметил багрово-красный укус Камилла; воротничок слегка поцарапал рубец. Лоран сжал губы и побледнел; пятно, выступившее на шее именно в этот момент, тревожило и раздражало его. Он смял воротничок, выбрал другой и пристегнул его со всяческими предосторожностями. Потом он окончательно оделся. На улице он почувствовал себя в новом костюме немного скованным; он не решался ворочать головой, потому что крахмальное белье сжимало ему шею. Складки полотна при каждом движении бередили рану, которую нанес ему зубами утопленник. Что-то больно кололо шею; в таком состоянии он сел в экипаж и поехал за Терезой, чтобы вместе с ней отправиться в мэрию и в церковь.

По дороге он прихватил чиновника управления Орлеанской железной дороги и старика Мишо, которых пригласил в шаферы. Когда они приехали в магазин, все уже были наготове: тут находились Гриве и Оливье — шаферы Терезы — и Сюзанна, любовавшаяся невестой, как девочки любуются куклой, которую они только что нарядили в новое платьице. Г-жа Ракен, хотя и передвигалась с трудом, все же пожелала всюду сопровождать детей. Ее посадили в экипаж и отправились.

В мэрии и в церкви все прошло вполне пристойно. Спокойный, скромный вид брачущихся был отмечен и по достоинству оценен. Они произнесли решающее «да» с таким волнением, что даже Гриве растрогался. Они пребывали словно во сне. Пока они тихо стояли рядом на коленях или сидели, неистовые мысли помимо воли обуревали и терзали их. Они избегали смотреть друг другу в глаза. Когда они вновь сели в экипаж, им показалось, что они стали как-то чужды друг другу.

Было решено, что свадебный обед состоится в небольшом ресторанчике на холме Бельвиль, в тесном семейном кругу. Приглашены были только семейство Мишо да Гриве. В ожидании шести часов молодожены и приглашенные прокатились по бульварам; потом все направились в погребок, где в отдельном кабинете, выкрашенном в желтый цвет и провонявшем пылью и вином, уже был накрыт стол на семь персон.

Обед прошел не так уж весело. Молодожены были серьезны, задумчивы. С самого утра они чувствовали себя как-то странно и даже не старались дать себе в этом отчет. Быстрота, с какой были выполнены формальности и совершен обряд, навеки сочетавший их, сразу же их как-то ошеломила. Последовавшая затем долгая прогулка по бульварам укачала и разморила новобрачных; им казалось, что эта прогулка длится несколько месяцев; впрочем, они охотно поддавались однообразию мелькавших перед ними улиц, они взирали на магазины и на прохожих мертвым взглядом, ими овладело какое-то дурманящее оцепенение, которое они старались стряхнуть с себя громким хохотом. В ресторане они почувствовали удручающую усталость, придавившую их тяжким гнетом, и все возраставшее оцепенение.

Сидя друг против друга, они натянуто улыбались и поминутно впадали в какую-то мрачную задумчивость; они ели, отвечали, двигали руками, как машины. В их уставшем сонном уме бесконечной вереницей проносились все те же мысли. Они были обвенчаны, однако отнюдь не ощущали, чтобы в их положении что-то изменилось; это очень удивляло их. Им чудилось, что между ними зияет все та же пропасть; временами они спрашивали себя: как же им перешагнуть через нее? Когда их разделял какой-нибудь предмет, они чувствовали себя совсем как накануне убийства, когда между ними стояла преграда. Потом они вдруг вспоминали, что вечером, немного позже, лягут спать вместе; тогда они с удивлением смотрели друг на друга, не понимая, почему это будет им позволено. Они не сознавали своего союза; наоборот, им мерещилось, будто их бесчеловечно разлучили и они далеко-далеко друг от друга.