Том 1. Главная улица - [70]

— Но важно другое. Он честный врач?

— Как ты понимаешь слово «честный»? Все зависит от точки зрения.

— Предположим, что ты заболел. Позвал бы ты его? Разрешил бы ты мне позвать его?

— Ну нет! Если бы я мог только рукой шевельнуть, я не допустил бы его к себе. Извините! На порог бы не пустил старого шарлатана! Не выношу его вечной манеры переливать из пустого в порожнее и подлаживаться к пациентам. Он еще годится, если нужно вылечить расстройство желудка или пощупать пульс у какой-нибудь истерички. Но я ни за что не позвал бы его при серьезном заболевании. Дудки! Ты знаешь, что я не люблю злословить, но все-таки… Честно скажу тебе, Кэрри: я никогда не мог простить Уэстлейку, как он лечил миссис Йондерквист. Ничего особенного у нее не было, ей просто нужен был отдых, а Уэстлейк ходил и ходил к ней несколько недель, а потом, конечно, послал ей огромный счет. Никогда ему этого не прощу. Так поступить с йондерквистами, почтенными, трудолюбивыми людьми!

В батистовом пеньюаре Кэрол стояла перед комодом, по привычке размышляя о том, как ей хочется иметь настоящий туалет с трельяжем, и, наклоняясь к неровному зеркалу и подняв подбородок, разглядывала крошечную родинку у себя на шее. В заключение она принялась расчесывать волосы. В такт взмахам гребенки она продолжала разговор:

— Но скажи, Уил, разве существует какая-нибудь борьба за сферы влияния между тобой, с одной стороны, и Уэстлейком с его компаньоном Мак-Ганумом — с другой?

Кенникот важно и грузно повалился в кровать и смешно брыкнул пятками, закутывая ноги в одеяло. Он проворчал:

— Боже сохрани! Я никогда не ставлю другому в укор, если он отобьет у меня какой-нибудь грош — конечно, честным путем.

— Но честен ли Уэстлейк? Не проныра ли он?

— Вот это ты удачно сказала. Именно проныра. Этот старик — настоящая лисица!

Кэрол увидела в зеркале усмешку Гая Поллока. Она покраснела.

Кенникот заложил руки под голову и зевал:

— Угу. Хитрая, очень хитрая бестия! Но я уверен, что зарабатываю не многим меньше, чем Уэстлейк и Мак — Ганум вместе, хотя никогда не старался хватать сверх моей законной доли. Если кто-нибудь предпочитает обращаться к ним, а не ко мне, это его дело. Но, должен сказать, меня злит, что Уэстлейк примазывается к Доусонам. Льюк Доусон бегал ко мне, что у него ни заболит — голова ли, пятка ли, — только время отнимал у меня по пустякам. А вот летом, когда у него гостила маленькая внучка и у нее от жары сделался понос или что-то в этом роде — мы с тобой в это время были в Лак-ки-Мер, помнишь? — Уэстлейк подъехал к мамаше Доусон и напугал ее до смерти, уверив, что у ребенка аппендицит. Они с Мак-Ганумом сделали операцию и сколько шума потом подняли: и что спайки-де они нашли ужасные, и что таких хирургов, как они оба, на свете больше нет, и что промедли они еще два часа, и у девочки началось бы воспаление брюшины. И бог знает что еще. А затем загребли на этом деле кругленьких полтораста долларов. Наверное, они представили бы счет на все триста, если бы не боялись меня. Я не жмот, но мне все-таки досадно, что приходится за полтора доллара давать Льюку советов на десять, а тут из рук уплывает полтораста! А уж я ли не делаю полостных операций лучше этих двух голубчиков!

Кэрол укладывалась в постель, а ее все время дразнила усмешка Гая. Кэрол продолжала расспрашивать:

— Но Уэстлейк умнее своего зятя, как ты находишь?

— Да, пусть Уэстлейк старомоден и все такое, но он все же не лишен интуиции, а Мак-Ганум — тот лезет всегда напролом и старается внушить пациентам, что они и вправду больны всем тем, что ему взбрело в башку. Знал бы свое место, занимался бы акушерством и не совался в терапевты. Право, он ничуть не лучше этой костлявой мозольной операторши, миссис Мэтти Гуч!

— А все-таки миссис Уэстлейк и миссис Мак-Ганум обе очень славные. Они чрезвычайно любезны со мной.

— А что, разве у них есть причины не быть любезными? О, они будут с тобой милы, но можешь побиться об заклад на свой последний доллар, что обе они все время хлопочут в пользу своих мужей, стараются расширить им практику. И я не вижу большой любезности в том, что, когда я окликаю на улице миссис Мак-Ганум, она в ответ кивает мне так, словно у нее шея распухла. Но все же о ней я не скажу худого. Вся беда в мамаше Уэстлейк, которая шныряет и пакостит без конца. Нет, я не стал бы доверять никому из этой уэстлейковской шатии, и если миссис Мак-Ганум кажется тебе искренней, ты никогда не должна забывать, что она дочка Уэстлейка. Так-то!

— А доктор Гулд? Он, пожалуй, хуже их обоих? У него такие вульгарные вкусы: пьет, играет на бильярде и вечно с фатовским видом дымит сигарой.

— Ну, тут нет ничего такого! У Терри Гулда не слишком изысканные удовольствия, зато он знает медицину, не забывай об этом ни на секунду!

Она усилием воли отогнала усмешку Гая и более спокойным тоном спросила:

— А честен ли он при этом?

— Ууууу-а! Черт, до чего я хочу спать!

Он зарылся в одеяло, сладко потянулся, потом словно выплыл из глубины и, покачав головой, жалобно произнес:

— О чем это ты? Кто? Терри Гулд-честен? Не смеши меня, я совсем засыпаю! Я не говорил, что он честен.