Том 1. Главная улица - [54]

Миссис Леонард Уоррен, худая, поблекшая, нервная женщина, председательница Танатопсиса и жена конгрегационного пастора, сообщила даты рождения и смерти Байрона, Скотта, Мура и Бернса, а затем продолжала:

— Бернс в юности был очень беден и не имел тех преимуществ, которыми мы располагаем теперь, за исключением разве того преимущества, что при нем слово божие проповедовалось в старинной шотландской деревенской церковке более бесстрашно, чем сейчас оно проповедуется в самых роскошных каменных храмах так называемых передовых городов. Но он не пользовался преимуществами нашего образования — латынью и другими сокровищами духа, так щедро рассыпаемыми перед нашей, увы, столь часто невнимательной молодежью, которая не всегда достаточно ценит привилегии, безвозмездно даруемые каждому юному американцу, все равно, беден он или богат. Бернсу приходилось много работать, и дурные приятели часто толкали его к порочным развлечениям. Но поучительно с моральной точки зрения, что он был прилежным учеником и сам занимался своим образованием, составляя этим резкий контраст с распущенностью и так называемой аристократической светской жизнью лорда Байрона, о котором я только что говорила. И хотя лорды и графы времен Бернса, несомненно, смотрели на него свысока, как на человека скромного положения, тем не менее многие из нас получали большое удовольствие от его стихов о мыши и на другие сельские темы, стихов, исполненных безыскусственной красоты. Жаль, что у меня нет времени привести выдержки из них.

Миссис Джордж Эдвин Мотт посвятила десять минут Теннисону и Браунингу.

Миссис Нэт Хикс, женщина со скорбным лицом и приятными, мягкими манерами, настолько запуганная величием остальных, что Кэрол готова была ее поцеловать. завершила тягостную задачу дня докладом о «прочих поэтах». Прочими, достойными рассмотрения поэтами оказались Колридж, Вордсворт, Шелли, Грей, миссис Хименс и Киплинг.

Мисс Элла Стоубоди любезно прочла отрывки из «Лаллы Рук». На бис она по просьбе публики исполнила «Мою старую любовь».

Гофер-Прери покончил с поэтами. Он был готов к теме следующей недели — «Английская проза».

— Теперь у нас будет обсуждение докладов, — сказала миссис Доусон, — и я полагаю, что все — мы будем рады услышать миссис Кенникот, — нашего будущего сочлена, которая может быть очень полезна нам своим блестящим литературным образованием.

Кэрол предостерегала себя от гордыни. Она убеждала себя, что запоздалые искания этих подавленных работой женщин — радостное открытие, которое должно было бы вызвать у нее слезы. «Но они так довольны собой! Они уверены, что оказывают Бернсу милость. Они вовсе не считают этого «запоздалыми исканиями». Они уверены, что могут засолить образование и подвесить его про запас, как окорок». Призыв миссис Доусон застал ее врасплох среди этих сомнений. Она была в ужасе. Как ей говорить, не обижая их?

Миссис Чэмп Перри нагнулась вперед, погладила ей руку и прошептала:

— У вас усталый вид, дорогая! Не говорите, если вам не хочется.

Какое-то теплое чувство охватило Кэрол. Она уже была на ногах и подбирала вежливые слова:

— Единственное, что я могла бы посоветовать… Я знаю, что вы следуете определенной программе, но мне хотелось бы, чтобы после такого блестящего начала вы не брались в будущем году за другой предмет, а вернулись к поэтам и занялись ими более подробно. Особенно хорошо было бы просто прочитать сами стихи-хотя жизнеописания, конечно, очень интересны и, как сказала миссис Уоррен, весьма поучительны в моральном отношении. И, быть может, есть еще несколько не упомянутых сегодня поэтов, с которыми не мешало бы познакомиться, например, Китс, Мэтью Арнолд, Росетти, Суинберн. Вот Суинберн был бы… как бы это сказать… таким контрастом с той радостной жизнью, какую мы все ведем на нашем прекрасном Среднем Западе.

Заметив, что миссис Леонард Уоррен не сочувствует ее словам, Кэрол схитрила, продолжая с невинным видом:

— Если только вы не находите у Суинберна такого стремления к откровенности, которое вам… которое нам может показаться несколько излишним. Как вы думаете, миссис Уоррен?

— Да, вы прямо мою мысль высказали, миссис Кенникот, — отозвалась пасторша. — Конечно, я никогда не читала Суинберна, но несколько лет назад, когда он был так популярен, я помню — мистер Уоррен говорил про Суинберна (хотя, может быть, это было про Оскара Уайльда?.. Точно не помню), но он говорил, что хотя многие так называемые интеллигентные люди ради рисовки и делают вид, будто находят в Суинберне красоту, подлинной красоты не может быть, если нет урока для души. Тем не менее я нахожу вашу мысль прекрасной, и хотя на будущий год у нас намечено изучение меблировки и фарфора, но я полагаю, что программная комиссия могла бы включить еще одно заседание, всецело посвященное английской поэзии. Уважаемая председательница, я вношу такое предложение!

Когда кофе и «райский кекс» миссис Доусон помогли участницам собрания преодолеть грусть, навеянную мыслями о смерти Шекспира, все они выразили Кэрол удовольствие, что видят ее в своей среде. Приемная комиссия на три минуты удалилась в комнату для совещаний и избрала ее членом клуба.