Том 1. Главная улица - [37]

Ее разбудило солнце, игравшее на снегу. Набросив шубку, она пошла в город. Морозный дым вился над крышами к небу, бледному, как цветы льна. Звенели колокольчики саней, приветственные возгласы громко раздавались в легком, бодрящем воздухе, и отовсюду доносился размеренный звук пилы. Была суббота, и сыновья соседей заготовляли дрова. За поленницами во дворах стояли козлы, осыпанные канареечно-желтыми хлопьями опилок. Рамы лучковых пил были вишнево-красные, стальные полотна отливали голубым, а на свежеотпиленных тополевых, кленовых и березовых поленьях виднелись кольца годичных слоев. Мальчики были в разноцветных мокасинах и синих фланелевых рубашках с огромными перламутровыми пуговицами.

— Вот так погодка! — крикнула Кэрол мальчикам.

Вся раскрасневшаяся, вошла она в бакалейную Хоуленда и Гулда. Воротник ее заиндевел от дыхания. Она купила банку томатов, словно это были некие редкие восточные фрукты, и вернулась домой, собираясь поразить мужа креольским омлетом к обеду.

Снег искрился так ослепительно, что, придя домой, она увидела, как кнопка звонка у двери, газеты на столе и вообще все белые предметы превратились в ярко-лиловые, а в голове у нее словно кружился бешеный фейерверк. Когда глаза отдохнули, она почувствовала себя сильной, опьяненной здоровьем, властительницей жизни. Мир был так великолепен, что она присела в гостиной за свой шаткий столик и попыталась написать стихотворение. Она не пошла дальше начала: «Солнце сияет. Синеет неба гладь. Непогодам больше не бывать!»

В этот день Кенникота вызвали на одну из ферм. У Би был выходной день, и та отправилась на лютеранскую танцевальную вечеринку. С трех часов дня до полуночи Кэрол оставалась одна. Устав читать в журналах истории о чистой любви, она села возле радиатора и задумалась. Таким образом, она сделала случайное открытие, что ей нечего делать.

II

Она уже пережила, рассуждала она, новизну впечатлений от города и людей, от катания на коньках и санях и от охоты. Би оказалась очень толковой. В доме же оставалось работы, кроме шитья, штопки и помощи Би при уборке комнат. Кэрол не могла также удовлетворить свою жажду творчества изобретением блюд к обеду. В мясной Даля и Олсена нельзя было развернуться, тут можно было лишь грустно осведомиться, есть ли сегодня что-нибудь, кроме говядины и свинины. Мясо было такое, что его приходилось разделывать не ножом, а топором. Бараньи котлеты были здесь таким же заморским чудом, как акульи плавники. Лучшие сорта мяса торговцы отправляли в большие города, где цены стояли выше.

Во всех остальных лавках тоже не было никакого выбора. Во всем городе Кэрол не могла достать гвоздя со стеклянной шляпкой, чтобы повесить картину. Она даже не пыталась искать ткань для вуали, какую ей хотелось, — просто брала, что давали. И только у Хоуленда и Гулда была такая роскошь, как консервированная спаржа. Дом требовал лишь обыденных, повседневных, скучных забот. Чтобы заполнять свободное время, нужно было соваться в чужие дела, как вдова Богарт.

Работа на стороне была недоступна Кэрол. Для жены врача это было неприлично.

Ее мозг жаждал работы, но работы не было.

У нее оставалось только три возможности: рожать детей, начать давно задуманные преобразования или настолько слиться с самим городом, чтобы истратить свою энергию на посещения церкви и образовательного клуба и игру в бридж.

Дети — да, она хотела бы их иметь, но… она еще не вполне к этому готова. Вначале ее смутила и поразила откровенность Кенникота, но она согласилась с ним, что при современном ненормальном положении вещей в обществе, когда воспитание молодых граждан разорительнее и опаснее всякого преступления, разумнее подождать с детьми, пока у мужа будет больше денег. Она огорчалась. Не сводил ли он на нет своей осторожностью самое таинство любви? Она отгоняла эту мысль неуверенным «когда-нибудь»…

Ее «реформы», ее стремление придать грубой Главной улице красоту стали довольно расплывчатыми. Но теперь она осуществит их. Непременно! Она клялась в этом, нежным кулачком стуча по радиатору. Но, несмотря на все обеты, она не имела ни малейшего представления о том, как и с чего начать свой крестовый поход.

Слиться с городом воедино. Ее мысль заработала с неприятной отчетливостью. Ведь она еще не знает, любят ли ее в городе! Встречаясь с дамами за послеобеденным кофе, с торговцами в лавках, она так засыпала их своими замечаниями и прихотями, что не давала им случая обнаружить свое мнение о ней. Мужчины улыбались, но нравилась ли она им? Она была оживлена в кругу женщин, но принадлежала ли она к этому кругу? Ее не очень-то часто посвящали в шепотом передаваемые городские сплетни — эту святая святых Гофер-Прери.

Отравленная сомнениями, она легла спать.

На следующий день, делая покупки, она наблюдала. Дэйв Драйер и Сэм Кларк были любезны, как только можно было пожелать. Но не прозвучала ли нота безразличия в отрывистом «Как поживаете?» Чета Дэшуэя? Бакалейщик Хоуленд был лаконичен. Или это просто его обычная манера?

«Можно сойти с ума, когда нужно считаться с тем, что люди о тебе думают. В Сент-Поле это меня не интересовало. А здесь за мной следят. Но я не дам себя смутить!» — твердила она про себя, взвинченная собственными мыслями и оскорбительным чувством беспомощности.