Тольтеки нового тысячелетия - [32]

После того, как спокойствие было восстановлено, виррарика продолжили свои приготовления. Они разложили вокруг огня различные предметы. Сначала появились два экипалес — стулья, сделанные из чего-то наподобие тростника и покрытые оленьей шкурой, украшенные рогами этого же животного, служившими подпорками для спинок стульев. Для виррарика эти экипалес были священными предметами. Они использовались для церемоний, и только маракаме, — или иногда одному из помощников, — дозволялось сидеть на них. Они также принесли пару металлических стульев, на которых должны были сидеть музыканты. По другую сторону костра, прямо напротив стула маракаме, была помещена ткань с росписями, подобная той, что использовалась утром, только рисунки были другими. У этой в центре был изображен костер, от которого двигалось нечто, напоминающее небольших червей оно должно было изображать Татевари, говорящего с виррарика. Кроме того там имелись колосья пшеницы и символы пейота, а также стрелы и разноцветные яркие фигурки. Под раскрашенной тканью они разместили вещи, подобные тем, что мы уже видели утром: домашние печенья, шоколад, перья, дикий табак, техино и цветы. Чтобы начать церемонию, участники сгруппировались следующим образом: на один экипал был усажен маракаме Хуичо; возле него, на другом экипале, расположился Вицент, — он занимал место, которое нам показалось ключевым для проведения церемонии, поскольку это он задавал тон исполнявшимся маракаме песням. Рядом с Вицентом был поставлен металлический стул, на котором восседал Педро. Кроме исполнения обязанностей второго певца уйчоль, он играл на небольшой, совсем простенькой деревянной скрипке. Она была значительно меньше, чем обычная скрипка, тем не менее, звук был достаточно сильным, чтобы не теряться в лишенном кровли помещении. Возле Педро, лицом к огню, сидел Томас, тихий виррарика, игравший на небольшой гитаре, которая звучала как маленькая скрипка. По другую сторону от Томаса никто не сидел — там было пустое место, оставленное для рисунков и размещенных возле них жертвоприношений. Остальное пространство вокруг огня было заполнено сидевшими в беспорядке паломниками. Мы присоединились к ним, стремясь ничем не отличаться от них и хотя бы отчасти приобщиться к ритуалу, насколько нам позволяла наша добрая воля и незнание необходимой последовательности действий для полноценного отправления ритуала. Некоторые участники группы остались стоять.

Все индейцы группы собрались на эту церемонию. Женщины и дети принимали непосредственное участие во всем ритуале. Самые маленькие дети, не обязанные пока что присутствовать на церемонии, все равно принимали в ней участие почти наравне со взрослыми. Младенцы участвовали в ритуале, пребывая на руках у матерей! Это показалось нам символичным, — раз виррарика участвуют в своих церемониях практически с самого рождения, участвуют в этих событиях пока их еще нянчат, потом в отрочестве, затем и в юности, — то, вероятно, это не может не оказывать влияния на всю их последующую жизнь.

Было около девяти вечера, когда Педро начал петь, в сопровождении своей небольшой скрипки и маленькой гитары Томаса — инструментов, используемых исключительно в ритуалах. Минут двадцать Педро напевал речитативом песни на своем языке — «чтобы разогреться», как он сам потом объяснил. Песни, похоже, состояли из мелодичных фрагментов, которые раз от раза варьировались. Голос Педро, его осанка и вся его личность, казалось, полностью изменились в то мгновение, когда он начал петь. Мы не понимали, о чем он поет мы и не могли знать слов этих песен, но судя по манере исполнения певца, мы заключили, что для окружающих они имели огромное значение. На другой день Педро, отвечая на один из наших вопросов, сказал, что эти песни «были посланы ему Богом» в ту самую ночь. Как только Педро закончил петь, Хуичо извлек из ящика средних размеров, сделанного из пальмовых листьев, свой небольшой оперенный жезл. Этот жезл, мувиери, он должен был держать в правой руке на протяжение всей церемонии. В этот момент к ногам обоих певцов были положены два небольших куска красной фланели, на которые в течение всей ночи раскладывались — а иногда и забирались — различные вещи, использовавшиеся в ритуале. Предметы на этой фланели были столь драгоценны, что они ни в коем случае не должны были соприкоснуться с землей, и пользоваться ими могли лишь певцы во время пейотной церемонии. Ритуальные предметы были такими же, как и на первом алтаре, а еще там был священный табак, тыквы-горлянки со святой водой, предметы силы певца, свечи и много кусочков драгоценного кактуса-пейота. Начиная с этого момента, паломники виррарика говорили только на своем языке. Стало казаться, что с этой минуты единственным языком, оставшимся на земле, был их язык, и единственным миром — их волшебным мир, воплощение их мифов. Проговорив некоторое время, виррарика вдруг умолкли и стали вести себя необычайно тихо. Хуичо, певец-уйчоль, поднял свой мувиери и начал петь. Все обратились в слух. Песня маракаме не сопровождалась аккомпаниментом музыкальных инструментов. Он предпочитал петь сам, a capella. Этот напев, лившийся из его уст, отличался от любого другого, когда либо слышанного нами. Слова произносились с ударениями, отличными от общепринятых. В какой-то момент нам даже показалось, что возможно эти песни поются на каком-то священном языке, которым дозволено пользоваться лишь в особых случаях, подобно сегодняшнему. Он повторял одну и ту же музыкальную фразу около сорока минут, а затем сменил ее на другую.