Толстой-Американец - [12]

По возвращении на родину Иван Фёдорович подал в «сферы» прагматическую записку («начертание»), в которой изложил свои соображения касательно прямого торгового сообщения между нашими портами на Балтике и Русской Америкой. (Так именовались в конце XVIII и XIX столетии российские селения, «не только основанные в Америке, но и на всех островах, лежащих между восточной стороной Сибири и западным берегом Америки, а также и на тех островах, которые простираются от южного мыса Камчатки до Японии»^[110].) «Он справедливо полагал, — пишет современный учёный, — что Россия лишается больших выгод, самоустраняясь от торговли с Китаем и Японией, не посылая туда свои корабли с пушниной, добытой в Северной Америке»^[111]. Позднее Крузенштерн с горечью вспоминал, что, сообщив выстраданный план управляющему морскими силами графу Г. Г. Кушелеву, «получил ответ, который меня лишил всякой надежды произвести оный в действие. Старания мои возбудить в частных людях желание к такому предприятию были равномерно тщетны»^[112].

«Начертание» капитан-лейтенанта попросту засунули под сукно.

Однако в 1802 году ситуация у подножия престола внезапно и коренным образом изменилась: подули попутные ветры.

Благодаря содействию адмирала Н. С. Мордвинова и министра коммерции графа Н. П. Румянцева предложения Крузенштерна были-таки доведены до сведения государя и по рассмотрении получили высочайшее одобрение. Тотчас заинтересовалась рискованным и заманчивым предприятием и Российско-Американская компания, главное правление которой с недавних пор располагалось в Петербурге. Компания обладала практически монопольными правами на ведение промышленных и торговых операций в Русской Америке. Её владельцы быстро просчитали выгоды от торговли в Кантоне продуктами североамериканских промыслов, прежде всего компанейской «мягкой рухлядью» — пушниной. Поэтому половину всех расходов, связанных с осуществлением намеченного плана, компания взяла на себя (а в поощрение получила возможность загрузить отправляемый корабль своими товарами «настолько, сколько удобность позволять будет»^[113]).

Остальные — причём немалые — средства выделила казна.

Появились деньги — и начались масштабные закупки провизии и амуниции. А два парусных судна, более или менее подходящих для реализации величественного замысла, были приобретены в Англии. Один из трёхмачтовых шлюпов, с 16 орудиями, стал в России называться «Надеждой», второй, поменьше и с 14 пушками, — «Невой». Император Александр I соизволил разрешить употребление на обоих кораблях военного флага: «особливо ввиду беспокойного состояния дел в Европе, которая вся вооружена, и моря всего света покрыты военными судами и каперами[114], кои пущаются беспрерывно не токмо на торговые корабли воюющих наций, но и на суда неутральные»^[115].

Капитаном «Надежды» и начальником экспедиции положили назначить Ивана Фёдоровича Крузенштерна. А тот, пользуясь предоставленным ему правом, избрал в «начальники другого корабля отличного морского офицера» капитан-лейтенанта Юрия Фёдоровича Лисянского (1773–1837), тоже воспитанника Морского корпуса. «Я, невзирая на старшинство своей службы, — признавался Лисянский впоследствии, — с великой охотой согласился совершить столь отдалённое путешествие под его начальством, с тем, однако, чтобы мне самому было позволено избрать для корабля, вверенного моему управлению, офицеров и команду по собственному моему усмотрению»^[116].

Отметим, что среди офицеров, набранных командирами в экспедицию, оказались и те, кто в недалёком будущем стяжал собственную славу, — в частности Фаддей Беллинсгаузен, Макар Ратманов и Отто Коцебу.

Помимо «офицеров и команды» (к коей, по всей вероятности, можно отнести и кадетов Сухопутного кадетского корпуса, и «подлекаря», и непременного «попа» — имевшего свои обязанности и слабости иеромонаха Гедеона), на «Надежде» и «Неве» поместилось и множество других лиц. Эти лица сразу же образовали три довольно обособленные группы. Каждая корпорация руководствовалась преимущественно собственными интересами и предпочитала действовать в продолжение путешествия автономно от прочих.

На «Надежде» расположился штаб «чрезвычайного к японскому двору посланника и полномочного министра» действительного статского советника, камергера и кавалера ордена Святой Анны 1-й степени Николая Петровича Резанова (1764–1807). Незадолго перед тем дипломат овдовел и посему пребывал в подавленном состоянии духа. Его главными служебными задачами было: посетить неведомую Японию, попытаться наладить доверительные отношения с этой чрезвычайно закрытой страной (чего ранее русским никак не удавалось) и, вручив «богатые подарки», склонить японского императора и вельмож к заключению торгового договора с Россией. Но, будучи одним из директоров-учредителей Российско-Американской компании, Резанов преследовал и сугубо коммерческие, включая личные, цели. «Американская компания, — сообщается в записках Ивана Крузенштерна, — уполномочила его в учреждении лучшего управления селениями на островах и на берегу Америки и вообще к заведению, что к выгодам компании способствовать может»