Толстого нет - [8]

Александра Львовна. Он на речку пошел, рыбу удить. (Брату.) Мне трудно поверить в этот рай, Илья. Ты хорошо говоришь. Но я как будто все это уже слышала. Слышала, читала в отцовских книгах…

Катюша уходит.

Илья Львович (усмехается). Может быть… Вы, младшие, росли совсем в другой обстановке. Всё кончилось, когда отец занялся своими духовными изысканиями.

Александра Львовна. Мы должны понимать – он не мог иначе.

Илья Львович. Даже если и так – нельзя простить, что он так переменился к своим детям и жене. Подумай сама, ведь он хотел невозможного! Какой катастрофой было бы для всех нас, если бы мама вдруг разделила его искания, и вместе с ним стала проповедовать христианство, опрощение и платонический брак! Чего он хотел? Чтобы она пошла с детьми побираться у паперти ради Христа?

Александра Львовна(упрямо). Всё же она могла постараться понять его!

Илья Львович. Да как его понять, когда он каждый год занят новой идеей! Одно время завел школы, и всех нас увлек в это дело – мы учили деревенских детей по его методе, писали педагогические статьи. Потом ему наскучило, да и политика вмешалась – почему-то нашли в этих школах рассадник вольнодумства… А в девяностые, когда был голод, он занялся устройством столовых и сбором благотворительных средств. И правда, многих спасли. Но голод и сейчас бывает, а это нужное дело он забросил. Потом увлекся этими духоборами – что в них? Хитрые, сытые мужики, которые не хотят отдавать сыновей в солдаты, чтоб не отрывать от хозяйства… Наконец, решил, что человек должен сам делать для себя всю черную работу – топить печь, возить воду, тачать сапоги…

Александра Львовна. Я помню, Илья, ты сам с ним катал валенки.

Илья Львович. Я и сейчас ношу эти валенки… Видишь ли, за всякое дело он берется с таким пылом и заразительным энтузиазмом, что способен любого зачаровать своими идеями. Ужасно то, что, только начав, он уже идет дальше, и теряет интерес. А сторонники, которых он навербовал, остаются позади, с недоумением и разочарованием.

Пауза. Илья Львович берет в руки графин с настойкой, но, подумав, отставляет в сторону.

Илья Львович. Ведь отчего мы, его сыновья, не преуспели в жизни? Не только же оттого, что над нами вечно висит домоклов меч сравнения с великим отцом… Допустим, у Льва есть на этот счет амбиции, а я вот никогда не стремился. Просто отец наш не научил нас правильной жизни – уменью работать, быть независимыми. Одна мать не может воспитывать сыновей. А его интересы с какого-то момента стали настолько далеки… Не могли же мы вместе с ним сочувствовать сектантам-духоборам или отрицанию искусства? К тому же, нас учили, что мы и так исключительно хороши, что мы богаты и графы, что нам открыто лучшее светское общество… Так и пошло: для меня – ранняя женитьба, долги от неумения вести хозяйство, скучная служба… Для Андрея и Михаила – карты, женщины, вино, тоже долги и ранние дети.

Александра снова подходит к брату, хочет приласкать, но не решается. Он нервно оглаживает лысину.

Илья Львович. Что ты смотришь? Да, облысел. Скоро будет пятьдесят, а там, считай, и жизнь кончена. Свезут на погост, как Машу, поплачут да забудут.

Александра Львовна. Ну что ты, Илья… Ты еще не стар, и здоровьем крепок.

Илья Львович. Наша нянька Агафья Михайловна говорила – не старый умирает, а поспелый.

Александра Львовна. Просто мы, Илья, не так живем, как нужно. Надо меньше спать, меньше есть, а главное, каждую минуту своей жизни стараться делать полезное. А то встанешь утром и спрашиваешь себя: «Как бы теперь провести время до обеда?» Или что веселее – покататься на лодке или поехать в коляске?…

Илья Львович(задумчиво). Из меня могло что-то выйти. Но меня погубило это сознание своей незначительности. Я всегда думал, что я глупее, хуже, вреднее, грешнее всех. И никто мне никогда не сказал: «Илья, ты не глупее и не хуже людей». А теперь уж поздно думать иначе…

Пауза.

Александра Львовна. Какой сегодня ясный, легкий день, и какие тяжелые разговоры! И зачем мы все время говорим? Ведь все уже сто раз было сказано… Все наши слова как будто из книг.

Илья Львович. Может, и правда. Нас не существует, а есть какие-то выдуманные персонажи, за которых уже кто-то написал всю их судьбу.

Быстро входит Лев Львович.

Лев Львович. Отец выжил из ума, с ним невозможно иметь дела. Я его спросил – есть ли бумага? Он сказал, что не будет отвечать. Значит, бумага есть.

Александра Львовна(возмущена). Ты так прямо говорил с ним о завещании?

Лев Львович. А что ж, всё молчать? Иначе ничего не добьемся – старик скрытен и упрям, как мул.

Илья Львович (вяло). Не нужно бы этого, Лев. Все же он наш отец.

Лев Львович. Я помню, что он нам отец, но думаю о нашей матери. Для чего же весь подвиг её жизни – переписывание целых томов по ночам, рожденье и воспитание детей, ведение дел всей семьи? Неужели всё это не должно быть вознаграждено? Отчего лавры и деньги достанутся постороннему человеку, который по какому-то капризу забрал себе власть над стариком?

Александра Львовна. Не твое дело судить об этом!

Лев Львович. Отчего же? Папа пожил! Благодаря дневникам, которые теперь в руках у Черткова, все уже знают, как