Толпа героев XVIII века - [193]

Отец не был черствым солдафоном, хотя рана его, как и обычная для немецких князей бедность, угнетала Фридриха Евгения. Сохранилась его переписка с Жан-Жаком Руссо о том, как нужно воспитывать детей. Это очень важно. В семье Фридриха Евгения (а семья была велика – восемь сыновей и три дочери!) была удивительная атмосфера. Родители не хотели, чтобы из их детей выросли пустые кокетки и светские прощелыги. Поэтому идеи Руссо о воспитании природой, в тесной дружбе с ней стали главными. Сень сада, запахи цветов, мирная, тихая жизнь в загородной усадьбе, простые, сердечные отношения, минимум церемонности и этикета. Родители не бросали детей на руки гувернанток и отставных офицеров, а воспитывали их сами. Тогда это было редкостью.

И девочка Софи расцветала среди уютных холмов и садов Монбельяра, точнее, возле деревни Этюп, где ее отец построил загородный дом, великолепную копию которого Мария Федоровна потом возвела на берегах Славянки, в Павловске. Копию не по форме, а по существу, ведь люди всегда, если есть возможность, воспроизводят впечатления и мечтания детства…

«Обожаемая моя мама! Могу ли я просить у вас известия о вашем драгоценном здоровье и прошли ли у моего дорогого папа страдания от раны на ноге? Я желаю этого от всего сердца потому, что бываю очень несчастлива, когда знаю, что страдает кто-нибудь из моих дорогих родителей». В таких аккуратных, без помарок письмах девятилетней девочки много искреннего чувства, но много и поразительной педантичности, любви к точности и порядку – что русская душа выносит с трудом, видя в этом лишь проявления бессердечия. Но это, конечно, не так.

Почти сразу же после смерти Натальи Екатерина II дала знать, что русский двор желает видеть принцессу Софию. Правда, были проблемы: София к тому времени была уже обручена с одним немецким принцем, но на него надавили, выплатили ему столько денег, что он тотчас забыл свою избранницу и вернул обручальное кольцо. Софию ждала другая судьба – стать императрицей, а потом матерью двух русских императоров…

Словом, в июне 1776 года Павел, очарованный показанным ему матерью портретом Софии, спешно поехал в Берлин, где познакомился со своей невестой и ее родителями. Он писал матери: «Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно себе мог: недурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно» – и тут же приписал, что и ей он понравился.

Потом Павел уехал домой, и теперь в Россию собиралась уже невеста. Брак царственных особ – дело важное, государственное. Екатерина прислала девушке ряд требований, довольно суровых: «Во-первых, не показывать никакого лицеприятия, но со всеми сохранять ласковое, ровное обращение, во-вторых, иметь ко мне доверие, в-третьих, иметь уважение к моему сыну и ко всей нации, не слушаться внушения чужих дворов и еще менее разных наушников». Екатерина явно опасалась повторения истории первой жены Павла Натальи Алексеевны, подпавшей под влияние посторонних людей. К тому же родителям Софии было запрещено приезжать в Россию. Они провожали дочь до самой границы Пруссии и из Мемеля, не дождавшись пробуждения дочери, уехали – прощание с ней было для них непереносимо.

София согласилась на все условия – ведь она уже любила своего избранника. Павел Петрович был тогда прекрасен – хрупкий, стройный, добрые карие глаза, даже форма носа его не портила. Он был умен, гуманен, образован, возвышенная, чистая душа. Многие неприглядные черты Павла тогда видны еще не были, они проявились потом. Словом, девушка ехала в Россию с открытым сердцем. И поначалу все складывалось прекрасно. При дворе она всем понравилась. «Сознаюсь вам, – писала Екатерина Гримму, – я пристрастилась к этой очаровательной принцессе, пристрастилась в буквальном смысле этого слова. Она именно такова, какую хотели: стройна, как нимфа, цвет лица белый, как лилия, с румянцем наподобие розы… высокий рост с соразмерной полнотою и легкость поступи. Кротость, доброта сердца и искренность выражения на лице. Все от нее в восторге…»

В сентябре 1776 года невеста перешла в православие, стала Марией Федоровной уже навсегда. Семейная жизнь ее была прекрасна. Когда стало известно, что Мария беременна, Екатерина подарила молодым 362 десятины недалеко от Царского Села. Там были построены два охотничьих домика «Крик» и «Крак» – как в поместье Этюп. Так начался Павловск, который застраивался и хорошел, став главной летней резиденцией Марии.

Но чем дольше жила Мария в России, чем больше она узнавала окружавший ее мир, тем сложнее становилось ее положение. С удивлением она узнала, что императрица, эта, можно сказать, стоящая на краю могилы пятидесятилетняя старуха, имеет молодых любовников, что двор ее – настоящий вертеп. Затем она узнала, что между Павлом и Екатериной нет согласия. Трепетной Марии, принесшей в Россию воспоминания о своей добропорядочной семье, где все так любят и заботятся друг о друге, такое казалось невозможным, ужасным…

И вот здесь очень важный момент. Мария была доброй, милой, но не особенно умной женщиной. Нет, не так! Точнее сказать, она не обладала государственным умом Екатерины II. Их объединяло только то, что обе носили имя София, родились в одном городе и были немками. Но этого мало, чтобы прослыть в истории Великой. За деревьями Мария не увидела леса – для нее императрица Екатерина была не великой государыней, реформатором, деятелем, возведшим Россию на вершину славы, а порочной, вредной, лишенной добросердечия особой – думаю, что больших ругательств ни на каком языке Мария не знала. К тому же Мария не могла простить Екатерине более всего то, что императрица отобрала у нее первенца Александра и родившегося вторым Константина и стала воспитывать их по своей методе.