Толпа героев XVIII века - [184]

Но это была лишь поза. Может быть, неприступная ученица парижской модистки и верила, что муж ее бежал за океан, палимый безответной любовью, но на самом деле ветер дальних странствий все гнал и гнал Каржавина в неведомую даль, к новым приключениям с надеждой на возможный коммерческий успех. Порой скитания его прерывались, и он где-нибудь оседал на некоторое время. Так, два года он прожил в Гаване, благословенном месте, где «сыскал себе хорошее пропитание своим знанием: лечил больных, составлял медикаменты для аптекарей, делал разные водки для питейных лавок и домов и учил по-французски». Потом он опять странствовал по «разным местам горячей и холодной Америки» от Карибских островов и Нового Орлеана до Бостона – учил, лечил, торговал, порой неудачно, а порой успешно: какой-то французский купец из Вильямсбурга на время своего отъезда во Францию даже доверил ему свой дом и торговое дело. Каржавин мог достичь и большего: американский конгресс хотел даже послать его дипломатическим представителем в Россию, чтобы просить помощи против Англии, подобно тому как Бенджамин Франклин был командирован во Францию. Но Каржавин благоразумно отказался от этой почетной миссии, опасаясь, как бы его, «самовольно отлучившегося из России в Париж», на родине не послали в Сибирь «ловить соболей», невзирая на дипломатический статус.

Бурная жизнь в Америке продолжалась двенадцать лет, до 1788 года, когда он вернулся во Францию. Из Гавра на первом корабле, отплывающем в Россию, Федор отправился в Петербург, увы, без гроша в кармане. Отец к тому времени умер. Каржавин ссорился с родными из-за наследства, бедствовал, жил по углам, у друзей. Наконец его пристроили переводчиком в Коллегию иностранных дел, а потом в Адмиралтейскую коллегию. В Петербург к нему приехала было жена, но вскоре она нашла место гувернантки в Москве, и они расстались сначала надолго, а потом навсегда. Два с лишним десятка лет после своих умопомрачительных странствий по свету Каржавин, по сути дела, прозябал в Петербурге, как будто в нем кончился завод, гнавший его по свету. Словом, эта необычная, начавшаяся так феерически жизнь, в сущности, не удалась. Может быть, дело было в нем самом – при всей его невероятной одаренности и темпераменте, при всех многогранных знаниях и навыках ему как будто недоставало некоего внутреннего стержня. Он потерялся среди своих многочисленных талантов, не сумев по-настоящему развить ни один из них. Каржавин, подававший в молодости столько надежд, не стал ни уважаемым ученым, ни удачливым коммерсантом, ни крупным переводчиком, ни известным литератором, ни знаменитым путешественником. Он не сделался ни французом, ни американцем, а оставался русским, не нашедшим места на родине и снова рвавшимся за границу. Кстати, такова участь многих возвращенцев из заграничных странствий – их жизнь не получается ни здесь, ни там. На склоне дней несколько раз он порывался уехать из Петербурга в Париж, но не находилось денег на дорогу или заедала лень. Кончилось все это плохо: весной 1812 года Каржавин свел счеты с жизнью – покончил с собой.

Платон Зубов: последний фаворит

Неожиданная смерть Григория Потемкина осенью 1791 года стала важной вехой в истории царствования Екатерины II. Выяснилось, что вся тяжесть правления ложится теперь на нее одну и смерть светлейшего невосполнима. Уход Потемкина из жизни совпал с процессом, неизбежным для каждого политика, даже самого умного и опытного. Пройдя период подъема и расцвета, талант его тускнеет, и он вступает в период гниения, распада и гибели. Как ни была умна, властна, дальновидна императрица, в старости ей также стали изменять разум, воля и чувство меры. Символом последнего периода царствования Екатерины стало постыдное господство при дворе братьев Платона и Валериана Зубовых.

Платон Зубов – двадцатиоднолетний шалопай, конный гвардеец, молодой, невежественный, но красивый, мускулистый, с высоким лбом, прекрасными глазами. Он был выдвинут врагами Потемкина в пику ему. Ведь до этого почти все молодые фавориты императрицы были креатурами светлейшего и опасности для него не представляли.

Летом 1789 года Зубов упросил начальство разрешить ему командовать конвоем, сопровождавшим Екатерину II во время ее поездки из Петербурга в Царское Село. Он так красовался возле кареты государыни, что был замечен ею, попал к ней на обед, удостоился благожелательной беседы. Несколько дней спустя один из придворных занес в свой дневник: «Захар (камердинер Екатерины. – Е.А. ) подозревает караульного секунд-ротмистра Платона Александровича Зубова… Он начал ходить через верх», то есть через личные покои государыни. Через две недели Зубов был пожалован полковником и флигель-адъютантом и занял покои предыдущего фаворита, Дмитриева-Мамонова. Молодой человек стремительно вошел в фавор к стареющей императрице, и та стала писать о нем Потемкину как о «новичке», «ученике», который появился у нее.

Потемкин поначалу не особенно встревожился. Он полагал, что хоть новый фаворит и не получил, как все прежние, его одобрения, он не представляет особой опасности. Более того, Зубов стремился польстить Потемкину. Екатерина писала светлейшему: «Мне очень приятно, мой друг, что вы довольны мною и маленьким новичком, это очень милое дитя, не глуп, имеет доброе сердце и, надеюсь, не избалуется. Он сегодня одним росчерком пера сочинил вам милое письмо, в котором обрисовался, каким его создала природа». Платон стал корнетом кавалергардов и генералом. Потемкин не возражал, но все же насторожился. Он стал убеждать Екатерину, что ее фаворит – человек-то дрянной, не стоящий. Обычно она прислушивалась к мнению Потемкина. Как потом писал Зубов, «императрица всегда шла навстречу его желаниям и просто боялась его, будто взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтобы я брал с него пример». Но тут она уперлась и бросить «маленького новичка» отказалась.