Толпа героев XVIII века - [153]

В делах и начинаниях Потемкина (как и в петровских) было много поспешности, много жесткости, капризов и самодурства, но был и русский размах. Если уж возводить собор в Екатеринославе, то чтоб не меньше собора Святого Петра в Риме, если уж создавать оркестр, так чтобы в капельмейстеры выписать из Вены самого Моцарта! Это не шутка. В 1791 году ему писал посланник России в Вене граф Андрей Разумовский: «Хотел было я отправить к вам первого пианиста и одного из лучших композиторов в Германии именем Моцарт. Он недоволен своим положением здесь и охотно предпринял бы это путешествие. Теперь он в Богемии (Моцарт ставил там «Волшебную флейту». – Е.А. ), но его ожидают сюда обратно. Если ваша светлость пожелает, я могу нанять его ненадолго, а так, чтобы его послушать и содержать при себе некоторое время». Но встреча Потемкина и Моцарта не состоялась – оба вскоре умерли.

В 1787 году Екатерина II отправилась в Крым, в Новороссию, чтобы убедиться в достижениях Потемкина и освятить своим присутствием новые завоевания империи. Как мы упоминали ранее, императрица осталась чрезвычайно довольна успехами Потемкина. Поездка эта прославилась «потемкинскими деревнями», ставшими нарицательным обозначением фиктивных, дутых достижений власти. На пути следования императорского кортежа виднелись (в некотором отдалении) красивые деревни, которые были искусными декорациями, а толпы ликующих поселян, как и тучные стада, перегонялись за ночь – пока путники отдыхали – вперед, к новым декорациям. Что правда, то правда! Но при этом как-то забывают, что прекрасный белый Севастополь и другие города Новороссии, построенные Потемкиным, не были декорациями! Не были ряжеными и потемкинские войска. Он покровительствовал Суворову, да и мысли их о военном деле были схожи. Вот как Потемкин критикует старую манеру одеваться в армии: «Завивать, пудриться, плесть косы – солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же букли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов». Не из фанеры был сделан и юный Черноморский флот, стоявший на рейде Севастополя. Но Потемкин любил театральность – этого у него не отнять! Вот как увидела государыня Черноморский флот. Один из современников писал: «В Инкермане к приезду императрицы был построен дворец. Во время обеда вдруг отдернули занавес, закрывавший вид с балкона, и таким образом совершенно неожиданно для всех открылся вид прекрасной Севастопольской гавани. На рейде стояли три корабля, двенадцать фрегатов, двадцать мелких судов… Открылась пальба из всех пушек. Эффект был ошеломительный».

Под командой отважного адмирала Федора Ушакова – «русского Нельсона» – этот флот одержал вскоре блистательные победы. И все это благодаря организаторскому гению Потемкина, который умел руководить сотнями тысяч людей, умел воодушевить, заставить, поощрить их… до тех пор, пока не впадал в хандру и не заваливался в одном халате на любимый диван, где лежал порой месяцами.

Екатерина была необыкновенно довольна успехами Потемкина на Юге. Она писала ему по возвращении из своей поездки: «Ты оправдал мое о тебе мнение, и я дала и даю тебе аттестат, что ты господин преизрядный… В какое бы время ты ни приехал, увижу тебя с равным удовольствием». Она действительно ждала Потемкина в Петербурге. Нужно было переговорить с ним о множестве государственных дел. А такие разговоры не были простыми, не всегда они могли найти общий язык. Камердинер Потемкина вспоминал: «У князя с государыней нередко бывали размолвки. Мне случалось видеть, как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу, вскакивал с места и скорыми, порывистыми шагами направлялся к двери, с сердцем отворял ее и так ею хлопал, что даже стекла дребезжали и тряслась мебель».

В 1791 году светлейший приехал в столицу и устроил государыне грандиозный праздник в своем новом дворце – Таврическом. Дворец построил архитектор Иван Старов – один из блестящих мастеров классицизма. Денег ему велено было не жалеть. Каких только редкостей не было в новом дворце: роскошная мебель, золотой слон-часы, который шевелил хоботом и ушами. За вестибюлем находился огромный восьмиугольный Купольный зал (этот купол виден и сейчас). Грандиозным, как античные храмы, был Екатерининский зал. За белыми стволами колонн пели птицы и мелькала листва зимнего сада. «При первом взгляде через колонны на зимний сад, – писал Державин, – представляется, что это живопись, иллюзия, но в действительности раскрывается настоящий сад с деревьями, холмами, долинами, травой». А за огромными окнами виднелся уже настоящий Таврический сад. К тому же система искусно расставленных вокруг зеркал расширяла пространство. Под звуки полонеза «Гром победы, раздавайся!» появилась Екатерина. Ее встречал, в малиновом фраке, усыпанный бриллиантами, Потемкин…

Это был последний визит светлейшего в Петербург. Потом он вернулся в любимую Новороссию. По дороге его мучили скверные предчувствия. На Украине он присутствовал на панихиде по умершему накануне принцу Вюртембергскому. После отпевания Потемкин вышел из церкви, приказал подать карету и тут же с ужасом отпрянул – по ошибке к паперти подали гробовые дроги. Это был плохой знак, а Потемкин был страшно мнителен. Вскоре он заболел и 5 октября 1791 года умер прямо на степной дороге. Последнее, что он увидел в жизни, – это яркие звезды Юга, земли, на которую при нем и благодаря ему Российская империя встала твердой ногой.