Толмач - [170]

О своих подопечных ничего практически не знаю, только какие-то брызги информации. Один раз звонили из Франции монашки-газетчицы: сунулись туда после отказа в Германии, получили и там от ворот поворот и теперь спрашивали, стоит ли еще раз попробовать сдаться в Германии, на что я ответил им твердым «нет». Сусик прямо из лагеря угодила в сумасшедший дом, делает теперь мулине для всего персонала. Она счастливая, ей везде хорошо. Как-то позвонил чеченец Юсуп, поблагодарил за помощь. Его оставили пока до дальнейших выяснений. Димка Шварца встретил в поезде с шайкой таких же кикбоксистов. Где-то в Дюссельдорфе в толпе как будто Мирзада с детьми мелькнула. Честная Инга каким-то способом осталась и, как и обещала, навещает иногда, но не дважды в неделю, а дважды в месяц – но и на том спасибо, честная женщина, могла бы и не делать. И Перепелищев-лютеранин открытку с Новым годом из Бельгии прислал. Вот и все. Где другие – не знаю. Где-то их жизнь перемалывает. Удачи им, где бы они ни были!.. «Дезертиры!» – называл их Бирбаух. Да какие они, к черту, дезертиры?.. Дезертиры – небриты, злы, в гимнастерках без погон, стучат сапогами, воруют по кладовкам и прячутся на задворках. А это – скитальцы, бродяги, перекати-поле. Блудные дети, словом.

Жаль, что мне неизвестно, получил ли кто-либо из них искомый азюль. Да и откуда мне знать?.. Наше дело переводить – и точка! Решения принимают другие, что, может, и к лучшему: меньше грехов на горбу и зарубок на сердце. Но я иногда думаю: зачем было надо богу создавать тысячи языков и миллионы диалектов?.. Человек, часть фауны, огнем и ножом забравшись на самый верх пищевой цепочки, и так злобен, хищен и всеяден по своей природе, а если к тому же не понимает ближнего, то вообще готов его съесть живьем. Разве не было бы лучше, чтобы все говорили на одном общем языке – может, крови меньше бы лилось?.. Хотя вряд ли… Хуже чтоб не было! Да и у толмачей работа пропадет, что тоже немаловажно.

О себе лично ничего хорошего сказать не могу. Чувствую себя препогано. Затылок, правда, немеет реже, но яичко ноет чаще. Сухой глаз жжет, прострел мучит, и тиннитус проклятый зверски изнасиловал. Уже в звоне отдельные слова различать могу. Был у ехидны Ухогорлоноса, а он посмотрел грустно-грустно и вдруг признался, что сам уже тридцать лет сверчков слышит. «И что, значит, лечения нет?» – спрашиваю. «Нет!» – отрубает. «А как со сверчками боретесь?.. Дустом не пробовали?» – шучу так глупо. Он скорбно отвечает: «Нет, психотерапией убил… Сказал себе, что на жарком юге живу, где окна всегда открыты и сверчки ночи напролет верещат. Ничего, помогает…» Вот оно что!.. Ну, если он на юге живет, то и я на юг мысленно переберусь, на берег океана, где прибой день и ночь шуршит, а слуга-китаец «утку по-шанхайски» сервирует… Или на север податься, в норке у норки в Норильске зимовать…

Кстати, о говяжьем шизе никто уже не вспоминает – жрут эту бешеную говядину так, что за ушами трещит. И правильно – чего о бычьей паранойе думать, когда с человечьим безумием еще до конца не разобрались?.. Биоговядиной начали – биотеррором кончили.

Недомерок Буш все мировое зло уже почти целиком победил, немного осталось. Он там, у себя в Бушляндии, среди звездно-полосатых бушменов первым парнем слывет, карлик с петушиной походкой и гонором индюка. От него еще наплачутся народы, если сограждане не сообразят его в психушку посадить или бейсбольной битой на вечный покой благословить.

Я лично думаю, что решение всех войн очень простое: пусть каждый сидит у себя дома и нос наружу не показывает. Ни ты ко мне, ни я к тебе. Тогда ни тебя не убьют, ни меня. Может быть, и правильно сделал бог, что развалил Вавилонскую башню: меньше понимания – меньше контактов – меньше ссор – меньше крови, пота и слез. И нечего, и незачем толмачам эти осколки склеивать. Пусть каждый у себя в ныре сидит и за калитку не суется. Меньше нервотрепки для всех.

Да, моя Мушка нашлась!.. Недавно вдруг опять на странице брошюры «Народонаселение в Китае» застиг!.. А с коньяком я тогда, очевидно, другую мушку выпил… Ну, мошку выпить – это ничего, куда хуже, если муха-цеце в дыхательное горло залетит, как это недавно в Африке с одним негритенком случилось. Сидит Машка как ни в чем не бывало. Где была, что делала – не говорит. Полетала, полазила – и обратно. Типичная наглая муза. А что мала очень – так это ничего. Лучше такая, чем вообще никакой. Как считаешь, родной?.. Ты – поэт, в музах лучше меня разбираешься, поэтому и спрашиваю.

Мне вообще грех жаловаться: я в просторной ныре обитаю, а великие как перебивались?.. Диоген в бочке на цепи сидел, Сократ в каземате скончался, Сервантесу в тюрьме руку оторвали, Архимед вообще ванны не покидал, про Симеона Столпника уж и не говорю… Сам Толстой в подвале типа «хрущевка» свои романы писал. Да что Толстой?.. Даже протопоп Аввакум в сырой подклети 20 лет провел только потому, что не хотел тремя перстами креститься… Да, жилплощадь у них была не ахти какая, но ничего, не роптали, а мне уж совсем молчать надо, что и делаю, как тот молчун, которого бес намеренно или случайно мазнул кисточкой хвоста по губам…