Толкование на Евангелие от Марка - [16]

В этой работе самооправдания бывает один момент, когда лукавство, фальшиво прикрываясь верой, поднимается до высшей точки мнимого дерзновения в вере и просит у Бога чуда, а иногда требует чуда, опираясь якобы на ревность в вере.

Но и здесь обман, и здесь тоже лукавое самоприкрытие. Когда выдвигается требование чуда? Когда обстоятельствами жизни ухищрения совести разбрасываются, как карточный домик, и человек в упор стоит перед явными велениями Бога, а принять их и подчиниться им у него нет духовного мужества, то и тогда лукавство не сдается и не прекращает своей работы, и под видимостью подчинения Богу оно начинает как бы само желать Божьего вмешательства в жизнь и под видимостью принятия Бога ставит Богу свое требование об обязательности Его обнаружения, т. е. требование чуда.

Лукавая совесть тогда рассуждает так: «Господь воздействует на мою жизнь… Ну, конечно, я приму Господа, подчинюсь Ему и откажусь от моей „самости“ (последнее вслух не говорится)… пусть только Господь явно обнаружит Себя…»

Что же… требование чуда здесь является выражением веры? Нисколько. Это та же самая прикрытая самость… И выходит, что тут вынужденный отказ от эгоистической самости под давлением обстоятельств и фальшивое подчинение Богу с расчетом: «А может быть, Божьи силы наглядно и не явятся, и, значит, моя совесть останется хозяином жизни».

Нужны ли примеры? Да. Возьми, к примеру, хотя бы всю группу фактов жизненных вразумлений: всякого рода бедствий, потрясений, болезней и всяких случаев смертельных опасностей — таких вразумлений, при которых человек вынуждается к признанию необычайности происходящего. Всегда ли в таком случае человеческое сердце сразу и охотно подчиняется Богу с отказом от самости? Не чаще ли бывает, что, когда пройдет период растерянности, человеческое лукавство объяснит происшедшее случайностью, исказит его, чтобы втиснуть в рамки естественного, и спокойно предаст его забвению, оставив самость хозяйкой жизни? А если мысль о необычайном слишком настойчиво стучит в сознание, то лукавство сейчас же просит чуда: «Если бы Бог действительно захотел помочь мне, спасти меня, то почему же Он не сделал того-то и того-то…», и высказывается желание большого чуда, а случившееся признаётся слишком ничтожным, чтобы жизненная самость уступила свое место Богу.

Такова работа жизненного фарисейства: постоянными ухищрениями и самооправданиями сглаживать несоответствие жизни велениям Бога, чтобы вместо смиренного, безоговорочного подчинения Богу с хождением пред Его лицом оставить в жизни самовольство с хождением по лукавым тропкам собственного ума и испорченного сердца. А когда Бог явно стучится в человеческую жизнь, лукавое фарисейство спрашивает: «Да Ты ли, Господи? Ну, конечно, я подчинюсь Тебе… только Ты „яви лице Твое“, т. е. иначе — „дай мне чудо“».

И самость считает свои пути настолько правильными и значительными, что сойдет с них и уступит Богу только при явном чуде, которое пусть Бог явно сделает именно вот для нее и именно вот ради ее личного, иной раз маленького жизненного интереса.

Господь обличает лукавое самооправдание жизни и фарисейство. Он глубоко вздохнул, когда фарисеи в споре с Ним требовали от Него знамения, искушая Его. Глубоко вздохнул, потому что насквозь видел лукавство фарисеев и скорбел о развращенных сердцах… видел, что не истинно ищут, а хотят забронировать ложь…

Вот почему и спорят, много спорят, как будто добиваются правды, в действительности же изощряясь в подыскании оправданий своего ложного пути. В самооправдании всегда бывает так, что сначала испорченное сердце толкает человека на неправду, а потом уже, задним числом, человек долго и упорно начинает изощряться в теоретическом обосновании своей неправды.

Вот в этой плоскости самоприкрытия фарисеи просят знамения с неба.

Кажется, для чего им нужно чудо? Неправда жизни стабилизована. Фарисеи утвердились в ложном понимании Моисеева закона. Они хозяева тут… Они и не думают освобождаться от неправды… А знамение с неба им нужно для того, чтобы прикрыть неправду фальшивым логическим построением и успокоить совесть. Тут расчеты на то, что, конечно, «никакого чуда не будет»… И значит, самоутверждение жизни останется прежним и неправда господствует, как правда.

Что фарисеям совсем не дорога была истина, а нужно было самоутверждение в своей неправде, видно из того, что они, услышав от Господа отказ в новом знамении и указание, что знамение уже было дано пророком Ионой, не расспрашивают, какое это знамение и как понимать его, а молчаливо уходят, пристыженные раскрытым лукавством.

Итак, зачем же просится чудо? Для прикрытия лжи?

Господь именно так оценивает просьбу фарисеев и с укором обращает к ним свой вопрос: «Для чего род сей требует знамения?» А святой евангелист Матфей добавляет: «род лукавый и прелюбодейный» (16, 4), т. е. как раз добавляет указание, что фарисейская изощренность и развращенность и в просьбе чуда не могла выставить ничего другого, как прикрытие установленной ими неправды (понимания Моисеева закона).

Чем же является, в таком случае, требование чуда? Искушением Бога. Как и говорит Евангелие: «Требовали от Него знамения с неба, искушая Его». Ведь фарисейское требование чуда покоится или на сомнении в возможности обнаружения чуда («Да еще будет ли чудо-то?»), или на признании, что являемого Богом недостаточно для человеческого уверения и требуется как бы большее знамение («Да Ты ли это, Господи?»). В обоих случаях требование чуда есть вызов Богу, или, что то же, есть искушение Бога.