Только женщины - [25]

Однажды, в начале июня, он дошел до Питерсгэма и здесь, в дверях фермы увидел красивую, высокую женщину. Она была так непохожа на женщин, обыкновенно попадавшихся ему навстречу, что он невольно остановился и с любопытством воззрился на нее.

- Вам чего? - подозрительно спросила молодая женщина.

- Нет ли у вас молока, или масла, или яиц для продажи?

- Для продажи? - презрительно повторила женщина. - А что вы можете дать нам в обмен, такое, что бы стоило пищи?

- Как что? Деньги.

- Деньги? На что мне деньги, когда на них ни чего нельзя купить? Я не продам вам яиц и по фунту стерлингов за штуку.

Гослинг почесал в бороде - теперь у него уже успела отрости порядочная борода.

- Пустовато здесь, а? - спросил он, улыбаясь.

Молодая женщина оглядела его с ног до головы, и тоже улыбнулась.

- Да. Вы первый мужчина, которого я вижу с тех пор, как умер мой отец, месяц тому назад.

- С кем же вы живете? - спросил Гослинг, указывая на дом.

- С матерью и с сестрой. Только.

- И кормитесь своим трудом, так, что ли?

- Да. Мы привыкли. На ферме всякую работу справить можем. Вся беда в том, чтобы не пускать сюда других женщин.

- А? - задумчиво сделал Гослинг. И оба посмотрели друг на друга.

- Вы голодны? - спросила девушка.

- Не то, чтоб голоден. Но очень уж консервы опротивели - я уж пять недель Ими питаюсь - хотелось бы поесть чего-нибудь другого.

- Зайдите. Так и быть, одно яичко вам сварю.

- Спасибо, - сказал Гослинг. - Я с удовольствием зайду.

Они дружески разговорились. Девушка угостила его даже двумя яйцами всмятку и стаканом молока. Он ел яйца с маслом - хлеба не было. Мать и сестра девушки работали на ферме; они все три работали по очереди, но которая-нибудь всегда оставалась стеречь дом.

Они вели речь о том, как все переменилось в Англии, и спрашивали себя, чем все это кончится. Еще немного, и в бледно-голубых глазах Гослинга появилось новое выражение.

- Да, все изменилось, - говорил он. - И, по- видимому, никогда уже больше не будет по-старому.

- Ни соседей, ни сплетен, ни толков о том, кто что делает и все такое…

Девушка задумчиво смотрела на него. - И чего нам недостает, так это мужчины, который бы поберег дом. Нас страшно грабят.

Гослинг мысленно не заходил так далеко. Он не прочь был пофлиртовать, развлечься, благо, соседей теперь нет и сплетничать некому, но бросить совсем свою семью - ему не приходило в голову.

- Да, - согласился он. - В такое время мужчину в доме не мешает иметь.

- Вы когда-нибудь работали на ферме? - спросила девушка.

Гослинг покачал головой.

- Ну, ничего. Этому недолго научиться.

- Надо подумать, - сказал Гослинг. - Вы будете здесь завтра?

- Одна из нас будет дома.

- Да, но вы-то будете?

- Почему именно я?

- Потому, что вы мне нравитесь.

- Очень мило с вашей стороны, - сказала девушка, и засмеялась.

На прощанье Гослинг поцеловал ее.

* * *

На другой день он опять пришел и помогал косить траву и рвать петушьи гребешки, а потом смотрел, как Молодая девушка доит коров. Пока возились с уборкой, уже стемнело, и Гослинга убедили остаться ночевать.

В Путнее три женщины понять не могли, куда девался «папочка». В течение нескольких дней они очень тревожились и даже делали слабые попытки разыскать его. Но к концу недели пришли к убеждению, что он тоже умер от чумы.

Больше они его не видели.

ИСХОД

В Вест Гэмпстэде богатая еврейка, когда-то с холеным, пышным телом, грустно смотрела из окна богатого, красивого дома. На ней был небрежно накинут шелковый легкий пеньюар. Лицо было грязное, давно немытое, но местами, там, где слезы смыли грязь, проглядывала бледная, вялая кожа. Тело ее было всё в синяках и ссадинах, ибо при недавнем набеге на дом, где рассчитывали найти провизию, другие женщины жестоко избили ее. Она сделала промах - вышла из дому слишком нарядно одетой, вообразив, будто хорошее платье внушает почтение…

Она смотрела в окно и плакала, оплакивая свое горе. С детства она росла любимой и балованной. С ранней юности ее учили, что назначение девушки - в том, чтоб выйти замуж, и она продала себя за весьма солидную цену, и, с полного одобрения семьи, вышла замуж за человека, который мог надежнее других обеспечить ей все те роскоши, которые она считала принадлежащими ей по праву рождения.

Два дня тому назад она изжарила и съела, стоившую бешеных денег, крохотную собачку, на которую она изливала всю свою любовь. Обгладывала косточки и все время обливалась слезами; и тут только в первый раз, пожалела, что ее любимица была так мала.

Голод и жажда выгнали ее из дому, которым она так гордилась. В окно ей ничего не было видно, кроме бесконечных улиц и домов из кирпича, камня и асфальта; но ведь за этой каменной пустыней поля - она видела их мельком, когда ездила на автомобиле в Брайтон. Первобытные потребности разбудили в ней и первобытные инстинкты, до тех пор дремавшие. Никогда раньше со словом «поле» в ее уме не соединялось представление о пище. Она привыкла думать, что пищу покупают в лавках, притом стараются купить самое лучшее и как можно дешевле. И, несмотря на то, что она была богата и гордилась своим богатством, она всегда подолгу торговалась с продавцами. И теперь, когда ее муж, эгоистически покинув ее, умер от чумы и слуги разбежались, она пошла в лавки, властно предъявляя свои права и требования. И на опыте убедилась, что прав ее теперь никто не признает.