Только всем миром - [4]

Шрифт
Интервал

касается всего другого — тут все не так. Как можно всерьез говорить о какой-то там «лишней» работе? И стоит ли так-то уж удивляться в связи с этим, что дежурный поста ГАИ (Силков, надо запомнить) тоже счел для себя необязательным проявить не оперативность даже — элементарную добросовестность? Он, чертов Силков этот, тоже, видать, не любитель «лишней» работы…

— Большущая просьба, Фирсов, — сказал Чекалин, — дай по рации команду, чтоб часам к девятнадцати Силков явился ко мне, а заодно и прапорщик из ВАИ.

Фирсов взял в руки микрофон, нажал в рации кнопку вызова, сказал:

— Соедините с семнадцатым. Каюмов? Фирсов говорит…

Исаев придвинулся к Чекалину.

— Странная публика на этом посту ГАИ, не находишь? Я не о Силкове. Вообще. Два часа у них под носом работали на осмотре трупа… Почему не дали знать о машине?

— Не связали одно с другим, бывает.

— Бывает, верно. А просто так, на всякий случай?..

— Хорошо хоть охрану догадались выставить! — буркнул Чекалин.

— Все в порядке, Анатолий Васильевич, — вложив микрофон в гнездо на рации, сообщил Фирсов. — Оба к девятнадцати будут у тебя.

«Рафик» приостановился.

— Приехали, — сказал шофер Николай Иванович.

Так уж все складывалось в этот день, что пост

ГАИ — эдакий наисовременнейший скворечник из стекла и бетона на выезде из города — стал некой точкой отсчета. Тело Щербанева находилось в 120 метрах от него, такси же было найдено в полукилометре. Не на дороге, впрочем: под откосом, крутизна которого, прикинул Чекалин, достигала примерно тридцати градусов.

Патрульный инспектор ГАИ, расположившийся неподалеку со своим мотоциклом, отрапортовал Фирсову, спросил у него, какие будут дальнейшие распоряжения.

— Будем производить осмотр транспортного средства, — сказал Фирсов. — Вместе вот с товарищами из угрозыска. Анатолий Васильевич, начнем с наружного осмотра, не возражаешь?

— Да, конечно, — кивнул Чекалин. — Только немного погодя. Пусть сперва эксперты следы поищут, пока мы не натоптали. — Повернулся к Федотову с Серегиным, они держали в руках свои следственные чемоданы с хитрой криминалистической техникой. — В первую очередь отпечатки ног, мальчики. В салоне, когда приступим к нему, пальцы, пальцы и пальцы…

Эксперты сразу же и занялись обработкой следов. Снег здесь стаял, и на глинистом грунте, в основном с левой стороны машины, виднелись отчетливые оттиски разнокалиберной обуви: две пары из них оставили широкие солдатские сапоги — одни, если на глаз, сорок второго, а другие, пожалуй, сорок пятого размера, — но больше всего было следов модельных туфель из тех, что, на радость пижонам, делают на особо высоком каблуке. Если предположить, что сапоги принадлежат патрулю ВАИ — водителю и прапорщику, то, по этой логике, главный интерес должны были представлять следы туфель: обладатель их, скорей всего, и был тем человеком, который находился в машине. Следы, оставленные модельными туфлями, к тому же напоминали следы, обнаруженные около трупа… Эксперты (для них, по счастью, все следы — главные) с одинаковой тщательностью заливали жидким гипсом лунки, оставленные всеми без исключения подошвами. Гипс каменел на глазах, по этим отпечаткам легко теперь будет установить особенности обуви.

Высота откоса была приличная — метров восемь. Снег, оставшийся еще на склоне, яснее ясного говорил о том, что машина, пока летела вниз, перевернулась боком через крышу, каким-то образом успев в последний момент вновь стать на колеса. Деформированная крыша салона и погнутый капот двигателя подтверждали правильность догадки. Право, не позавидуешь тем (нет, поправил себя Чекалин, вернее всего — тому), кто был в машине. Нужно очень крепко держаться за руль, чтобы при таком перекувырке не разбить себе голову. Видать, не разбил, если ни прапорщик из ВАИ, ни злополучный Силков ничего такого не узрели… Чекалин все больше утверждался в мысли, что человек, находившийся в момент аварии в машине, и есть убийца. Рисовалась такая, примерно, картина: освободившись от трупа, убийца устремился подальше от города, но машину повело на гололеде — вот и приземлился под откосом.

Двери открылись с трудом. Чекалин только заглянул внутрь машины, предоставив экспертам детально исследовать салон. Но и этого беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть главное — правое переднее сиденье, рядом с водительским, залито кровью, темная густая лужа и под сиденьем, на полу. На кресле шофера пятна лишь местами. Мимолетно отметив, что куда логичнее все выглядело бы, если бы было наоборот: как- никак не пассажир убит, а водитель. Лишь на секунду отвлекшись на эту мысль, Чекалин напомнил экспертам:

— Пальцы, ребята! На руле, на ручнике, на переключателе передач — любою ценой пальцы!

Следователь райотдела милиции при помощи работников ГАИ тем временем фиксировал свое, громко произнося каждую фразу для понятых:

— Деформированы переднее левое крыло, крыша салона, капот двигателя, бампер, нижний фартук… Разбиты стекло левой фары, правый указатель поворота и стекло передней правой двери… Под задними колесами автомашины имеются углубления в десять сантиметров, выброс почвы назад, что свидетельствует о том, что машина буксовала. Под левым задним колесом лежит свернутый пиджак…


Еще от автора Вольф Гитманович Долгий
Разбег

Вольф Долгий не впервые обращается к историко-революционной теме. Читателям известны его повести «Книга о счастливом человеке» (о Николае Баумане) и «Порог» (о Софье Перовской), вышедшие ранее в серии «Пламенные революционеры», роман «Предназначение» (о лейтенанте Шмидте).Перу писателя принадлежат также пьесы «После казни прошу», «Думая о нем», «Человек с улицы» и киносценарии художественных фильмов «Я купил папу», «Алешкина охота», «Первый рейс».Повесть «Разбег» посвящена ученику и соратнику В. И. Ленина, видному деятелю КПСС и международного коммунистического движения Осипу Пятницкому.


Рекомендуем почитать
Расследования Берковича 8 [сборник]

Сборник отличных, остросюжетных и действительно интересных рассказов, публиковавшихся в разные годы в периодической печати Израиля. Все эти произведения вышли из-под пера признанного мастера, известного в России преимущественно в жанре фантастики. Однако П. Амнуэль немало сделал и на ниве детектива. В течение четырех лет в газете «Вести-Иерусалим» печатался цикл детективных рассказов «Расследования Бориса Берковича», число которых выросло до 200.


Расследования Берковича 4 [сборник]

Цикл детективных новелл «Расследования Бориса Берковича» публиковался в течение четырех лет в газете «Вести-Иерусалим». Стажер Тель-Авивской уголовной полиции проходит путь от новичка до старшего инспектора. Каждая новелла (всего их свыше 200) это отдельное расследование.


Эпоха Отрицания

«Будоражащий триллер, темная история для темного времени». The Washington Post«Пища для ума – и одновременно невероятный саспенс». The Wall Street Journal«Умно, увлекательно, захватывает полностью». New York Times«Бойцовский клуб», только на полном серьезе. Виртуозный детектив-триллер, идеально попавший в нерв нашего тревожного века. Все болевые точки современного мира под неожиданным углом. Олен Стейнхауэр заслужил славу тем, что не боится поднимать самые острые вопросы и выстраивать из ответов на них ошеломляющую интригу. 400 человек исчезли в одночасье.


Ночь, прожитая трижды

Подумать только, как много событий может вместить в себя одна-единственная ночь!.. Это — и пропавший пистолет старшего опера, и бандитская разборка, и убийство криминального авторитета, и война между кланами наркодельцов, и темные дела ментов-оборотней, и омерзительные зигзаги подковёрной борьбы в силовых ведомствах, и проявления истинной мужской дружбы; менты, бандиты, международные наркобароны, высокие милицейские чины, бизнесмены, тайные агенты, проститутки — вот лишь некоторые события и участники этой одной ночи, которую героям повести Леонида Словина пришлось прожить трижды.


Несостоявшийся стриптиз

В книгу включены две повести о знаменитых американских гангстерах - грабителе банков Джоне Диллинджере и о неразлучных Бонни и Клайде, роман о неуловимом домушнике Глухом и детективно - шпионская повесть о похищении стриптизерши…


Магазинчик разбитых надежд

В лакричных цилиндре и ботфортах, в мундирчике из бежевой глазури, опираясь на трость-зонтик в красно-белую спираль и накручивая пышные усы, ранним утром последнего зимнего месяца чихал за окном больницы святого Фомы не кто иной, как сам констебль Шнапс. Больше всего констебль ненавидел простуду и голубиные авиалинии…