Только у своего логова - [2]

Очередной взрыв смеха заставил Ринго обернуться и посмотреть на лагерь. Когда несколько подвыпивших друзей безуспешно попытались утихомирить наиболее громко гоготавших компаньонов, Ринго покачал головой.

Он повернулся обратно к пруду, свежему водоёму, который образовывался каждую весну и лето, когда промёрзшая тундра оттаивала. Он заметил движение рыбок, мелькавших в полосах тени и света, и вновь покачал головой, поражаясь их способности выживать в таких условиях. Если они смогли выжить во время продолжительной вааской зимы, в тени самого Великого Ледника, то, как он мог прийти сюда с намерением поймать их?

— Ба, вы ещё живы, маленькие рыбки, — произнес дворф. — Вы одержали победу над этим местом и старый Ринго не столь бессердечен, чтобы убить вас и съесть.

Он потянулся и снял кусочек своего обеда, большой мякиш хлеба, с левой стороны усов. Он оставлял его себе напоследок, но вместо этого взглянул на него и бросил мякиш рыбкам.

Дворф улыбнулся, когда одна из них схватила мякиш, потревожив поверхность воды. Тут же подплыло ещё несколько, издавая булькающие звуки и производя круги ряби на воде.

Ринго некоторое время наблюдал за этим представлением, затем взял одно из своих вёдер и поднёс к кромке воды. Он встал на колени и наклонил ведро к полоске тени, намереваясь его наполнить.

Как только он стал доставать ведро обратно, нахлынула волна, и вода из ведра выплеснулась, намочив дворфу руки и волосатые предплечья.

— Ба! — фыркнул Ринго, отступая от ледяной воды.

Он упал на пятую точку лицом к пруду и поджал ноги так, чтобы их не окатило холодной волной. Его взгляд устремился на воду, где образовалось ещё больше кругов, и их восточные гребни катились к нему.

Ринго почесал голову. Пруд был небольшим, ветер слабым. Поблизости не было холмов, откуда с вершины могли бы упасть камень или дерево. Не видел он и тени падавшей птицы.

— Волны?

Дворф встал, уперев руки в бока, как только вода успокоилась. Взгляд, брошенный в сторону, показал ему, что рыба исчезла.

Вода замерла, и волосы у Ринго на загривке встали дыбом от нервного предчувствия.

— Давай поскорее там с водой! — позвал один из дворфов в лагере.

Ринго знал, что должен крикнуть им об опасности или повернуться и побежать в лагерь, но он стоял, уставившись на замершую воду тёмного водоёма. Тонкий солнечный луч пробивался сквозь облака на западе и отбрасывал полосы света на гладкую поверхность пруда. Он знал, что за ним наблюдают. Он знал, что должен потянуться и отстегнуть свой тяжёлый деревянный щит и боевой топор. Ведь он был воином, закалённым годами походов и сражений.

Но он стоял и смотрел. Ноги не реагировали на его призывы вернуться в лагерь, руки не слушались его безмолвных криков выхватить оружие и щит.

Он видел огромную тень под поверхностью воды вдали от берега, чёрное пятно в серой глуби. Ничто не нарушало покой водной глади, но Ринго инстинктивно понял, что тёмная фигура поднимается из глубин.

Столь плавно, даже не создавая волн, из поверхности пруда в десяти метрах от берега возникла пара рогов. Рога продолжали подниматься вверх на полтора метра … два … и вот меж ними появилась чёрная макушка головы рептилии.

Ринго начало трясти. Руки сползли с боков и безвольно повисли.

Он понимал, что происходит, но разум отказывался в это верить, не давая ни закричать, ни убежать, ни схватить оружие, несмотря на всю его бесполезность.

Рога поднимались выше, и прямо вслед за ними из-под воды показалась чёрная голова. Он увидел ряды остроконечных пластин, чёрных, как мрак пещеры, покрывавших голову чудища бронёй лучшей, чем любой кузнечный мастер дворф мог бы изготовить. Затем он увидел глаза — жёлтые зрачки, как у ящерицы — и чудище остановилось.

Он знал, что внушавшие ужас глаза тоже смотрели на него и знали о его присутствии задолго до того, как чудище себя показало. Они впились в него, окружая своим внутренним светом, сиявшим отчётливо, будто луч сигнального фонаря.

— Скорее там с водой! — крикнули снова.

— Я хочу попить и отлить, пока не стемнело.

Но ответа не поступило.

— Ринго?

— Скалонос, ты болван! — присоединился другой дворф, использовав прозвище, которое они дали их главному носильщику.

Шутливое оскорбление не достигло разума Ринго, его мысли были захвачены внушающими ужас глазами рептилии.

«Бежать!» беззвучно кричал Ринго себе и остальным.

Но ноги будто глубоко увязли в засасывающей грязи. Он не побежал, когда вода, мягко расступившись, открыла сужающуюся длинную морду, такую же длинную, как и его тело, только изящную и грациозную. Из воды показались раздувающиеся ноздри, из которых выходил пар. Затем появилась огромная пасть. Вода с обеих сторон стекала по зубам — клыкам, размером с ногу бедного дворфа. Над серой поверхностью водоёма поднялась голова и с застрявших между зубами водорослей, свисавших из пасти, сбегали капли воды.

Как только это произошло, чудище двинулось вперёд медленно и тихо, так что буквально через несколько мгновений голова дракона возвышалась над парализованным дворфом в каких-то трёх метрах от илистого берега.

Дыхание Ринго перешло в короткие вдохи. Его собственная голова, захваченная силой внушавших ужас глаз рептилии, опрокинулась назад, когда голова чудища поднялась на чешуйчатой змеиной шее. Дракон медленно покачнулся, и Ринго покачнулся вместе с ним, совершенно не отдавая себе в этом отчёта.