Только когда я смеюсь - [77]

Утро среды было настоящим кошмаром. Рейс, которым Спенсер летел в Бейрут, оказался первой неприятностью. Я позвонил в аэропорт в восемь утра, и мне ответили, что в Афинах была задержка. Самолет опоздает минимум на час. Я знал, чем это могло грозить. Я не стал пить кофе с Кимоном, а разбудил Боба, затем пошел в номер к Лиз, сообщил им о положении дел и предложил находиться в состоянии боевой готовности, как если бы никакой задержки рейса не произошло, и не расслабляться. Боб и Лиз согласились. Я сказал Бобу, что свяжусь с ним по рации через несколько минут после того, как возьму «лендровер». Затем я направился к механикам гаража, чтобы окончательно рассчитаться с ними. Проверил все документы. Свидетельства о налогах, страховка – все это необходимо, чтобы проехать на машине из Ливана в Сирию. Я выехал из гаража и включил рацию.

– Леденец вызывает Булочку, – сказал я.

Боб откликнулся мгновенно:

– Валяйте, Леденец. Слышу вас ясно и четко с балкона отеля. Плачу по счету и выношу багаж. Как слышно? Булочка. Конец связи.

– Булочке от Леденца. Слышимость на пятом уровне. Прием. Увидимся через несколько минут. Леденец. Конец связи.

– Леденцу от Булочки. Понятно. Спускаемся. Конец связи.

Рация работала превосходно.

Мы погрузили чемоданы в «Ленд-Ровер». Это была модель с длинной базой, так что места у нас оказалось предостаточно. Я сказал:

– Я вызову вас через час и сообщу, когда мы встретимся возле банка.

– Да. Вы уже говорили это сто раз, – ответил Боб.

– Ладно. Пожелайте мне удачи.

– Удачи тебе, Сайлас, – улыбнулась Лиз, высунулась из машины и поцеловала меня, как давно уже не целовала.

Боб вальяжно махнул рукой и выжал сцепление.

– Увидимся примерно в полдень.

«Лендровер» скачком рванулся вперед под тревожный перезвон трамвая, в который чуть не врезался на повороте. Я посмотрел ему вслед и вдруг ощутил ужасное одиночество. Теперь у меня остался только Спенсер, и для этого мне потребуется все мое мастерство. Я вернулся к себе в номер и налил рюмочку виски. Когда я вызвал Боба по рации, они уже находились на Рандеву Один, приблизительно в миле от берега, где и должны были ждать до того, как отправиться к банку навстречу мне.

Когда я снова позвонил в аэропорт, мне сообщили, что рейс из Лондона как раз прибывает. Из окна я видел, как огромный самолет «Олимпик Эрвейз» снижался над морем. Я пошел в ванную. Со дня моего прибытия в Бейрут мне постоянно приходилось подкрашивать кожу – задача непростая. Я не собирался делать из себя араба в стиле кинокомпании «Брукс Бразерс», для этого я уже слишком стар, а был простым арабом, вышедшим из английской средней школы. Я посмотрелся в зеркало, подправил грим, потренировал мускулы. Мне предстояла невероятная игра, и Боб, несомненно, знал, на что обрекал меня. Я был одновременно Лонгботтомом и Хамидом и обвел этого противного сопляка Спенсера вокруг пальца своим актерским талантом. Теперь мне предстояло появиться перед ним в европейском костюме, и при этом быть не Лонгботтомом, а Хамидом. И в то же время, дорогие мои друзья, не забывайте, что для Солеймана я должен был оставаться англичанином Хамметом. Боже, эта задача, могла бы поставить в тупик самого Ирвинга или Гиннеса! Но я справлюсь, у меня есть необходимый опыт и уверенность.

Лонгботтом – нерасторопный, нерешительный сутулый клерк, горожанин, человек, раздавленный жизнью, и недоумевающий, почему это произошло. Хамид же, напротив, обходительный, родовитый бизнесмен, высокий, надменный, с изысканными манерами. Его кожа была смугловатой, на пальцах и запястьях – дорогие украшения. Усы он носил точь-в-точь такие же, как мистер Арчибальд Хаммет. Мой костюм был из легкой кремовой ткани, на голове – новая соломенная шляпа. Солнечные очки в золотой оправе выглядели немного старомодными, но зато в кармане лежала арабская газета. Туда же я сунул четки. Это тоже должно подействовать на воображение Спенсера, но их не должен заметить Солейман. Я посмотрелся в заляпанное зеркало в ванной.

– Могу провести вас через минные поля, генерал Роммель, – сказал я своему отражению. – Мои люди ориентируются по звездам и знают пустыню, как вы знаете улицы и переулки своего любимого Берлина. – Я кивнул. – Ничего, генерал. Мы оба люди чести. Мы оба знаем одиночество властителя. – Я улыбнулся и сорвал темные очки. – Бог милостивый, да это вы, полковник Лоренс, – удивился я. – Вас недаром зовут белым призраком пустыни. – Я посмотрел на часы. Пора отправляться в банк.

– Мистер Хаммет, все в порядке? – спросил Солейман, едва я переступил порог.

Я дал ему понять, что сегодня уже вполне владею собой.

– Я полон сил и готовности, мистер Солейман, – доложил я. – Вчера вечером говорил с Лондоном. Премия директорам в этом году ожидается около двух с половиной тысяч фунтов. Неплохой выдался годик.

Солейман кивнул.

– Мистер Спенсер прибудет с минуты на минуту, – сообщил я. – Я просил передать ему, что я жду его звонка здесь.

С этими словами я положил свой кожаный портфель на стол.

– Ужасно нервничаю, что приходится таскать это с собой, старина Солейман. Здесь все документы на акции. Мы, то есть наша компания, осуществляем слияние с одной из местных фирм. Боюсь, я не имею права называть ее. – По глазам Солеймана я понял, что он изо всех сил старается угадать, о какой фирме идет речь. – А так как предполагается обмен акциями, мне приходится иметь это все под рукой. Здесь документов на два миллиона фунтов. Честно скажу, Солейман, мне страшно прикасаться к ним.