Только для мужчин - [25]

После обеда возникли затруднения – мне надо было идти в редакцию, а тащить с собой детей в качестве вещественного доказательства того, что моя миссия выполнена, я не мог. Пришлось отвести их в ближайший парк, дать им ключ от квартиры, мелочь на мороженое и наказ вести себя хорошо.

– Ну, проверил? – спросил Янков.

Я рассказал ему в нескольких словах, что и как, не упоминая о том, как я поступил с детьми. Это едва ли было бы ему интересно.

– Гадкая история, слов нет, – замечает мой шеф. – Это совсем не для печати. Но вот что я решил: мы перешлем письмо в соответствующую инстанцию с предложением заняться этим вопросом районной детской комнате. Тогда никто не сможет обвинить нас в том, что мы оставили сигнал без внимания.

– Раз ты решил…

Наскоро покончив с текущими делами, я попросил разрешения уйти пораньше. На душе у меня скребли кошки – а вдруг на детей напало хулиганье, а вдруг их забрали в милицию или задавила машина?

Они оказались там, где я их оставил. Сидели на скамейке, держась за руки, словно боялись потеряться, и наблюдали, как неподалеку ребята постарше поочередно катались на велосипеде.

– Вы почему не играете? – спросил я.

– А как? – спросила в свою очередь девочка.

– Мы не знаем никакой игры, – уточнил малыш.

– Тогда купите себе по бублику, – велел я, заметив, что в палатке у входа в парк продают только что привезенные бублики.

Получив от меня необходимые средства, дети бросились к палатке. В этот момент Я заметил, что за мной наблюдает поверх очков Димов, устроившийся на противоположной скамейке. Он усмехнулся и кивком подозвал меня к себе.

– Ваши дети? – спросил сосед, когда я подошел.

– Не бойтесь, они у меня временно, – ответил я.

– А чего мне бояться. – Он поднял седые угловатые брови, выражающие легкое недоумение всегда, даже когда они не подняты.

– Шума, – пояснил я, вспомнив историю с дворовыми мальчишками.

– Шума, говорите? Шум – пустяк, с детьми другие заботы, но пускай об этом думают родители.

– У вас были дети?

– Бог миловал! – решительно отрубил Рыцарь. – Жена у меня была. Жена, не жена – это отдельный вопрос. А что касается детей – бог миловал!

– Но ведь дети, говорят, наше будущее.

– Да. Если верить газетам. Или если у вас есть время и вы можете посвятить себя их воспитанию. Только вот у кого в наши дни есть время?

– Тогда давайте поступать, как царь Ирод.

– Ну зачем же так-то! Можно и по-другому. Если это вас интересует.

– Почему же не интересует? – говорю я, убедившись, что дети вернулись на свою скамейку и грызут бублики.

– Что такое, по-вашему, родительская любовь? – спрашивает Димов, глядя на меня поверх очков.

– Известно… родительская любовь.

– Мелкособственническое чувство! – поправляет меня Димов.

И он начал втолковывать мне, что современные родители, как правило, не в состоянии дать детям воспитание. Следовательно, эту функцию должно взять на себя государство. Димов толковал обо всех этих элементарных вещах с таким гордым видом, словно сам их придумал.

– Понимаю, вы за нивелирование индивида, – отважился я заметить.

Он пронзает меня острым взглядом и бормочет себе под нос:

– Ничего не скажешь, хорошо же вы меня поняли! Сосед явно сожалеет, что связался с таким тупицей, как я, но и я теперь тоже сожалею, ибо Димов завел такую многословную апологию общественного воспитания, что сил нет слушать. Подлинное воспитание, воспитание будущего, которое должно обеспечить полный простор для развития индивидуальных способностей и дарований…

Мне приходится выслушать его до конца. Ничего не поделаешь – сосед. Потом я любезно благодарю его за беседу и веду детей домой.

У меня было опасение, что особенно тягостно будет вечерами – ведь я не знал, чем и как занимать своих питомцев, – но тут на помощь пришел телевизор. Сначала я совсем забыл о нем, к тому же я был почти уверен, что он не работает, так как достался мне в наследство от Жоржа, но оказалось, что он вполне исправен, и это просто осчастливило детей, да отчасти и меня самого, поскольку избавляло от непосильной задачи изобретать для них забавы.

Все постепенно наладилось, все было даже лучше, чем я ожидал, за исключением, может быть, спанья: спать приходилось на одной кровати, и, как бы ни была она просторна, втроем на ней было тесновато; к тому же малыш в отличие от своей сестры спал довольно-таки беспокойно, без конца ворочался, пинался и хныкал во сне, вероятно все еще переживая проявления теплой отцовской заботы.

А неделю спустя явилась какая-то женщина и сообщила, что пришла забрать, детей в интернат. Выходит, посланное редакцией письмо не осталось без отклика, и у меня не было никаких оснований возражать. Такой был конец. Он, как и начало, не обошелся без слез.

– Я не хочу уходить! – жалобно захныкал мальчуган, размазывая слезы по круглому, уже пополневшему личику.

– Дядя, а зачем нас забирают? – с недоумением спрашивала девочка дрожащим голосом. – Ты же нас не прогоняешь?

– Как я могу вас прогонять! Да только это не от меня зависит, такой уж порядок.

– Такой порядок, детки, – подтверждает женщина. – Там вы будете с другими детьми, будете вместе учиться, вместе играть… Давайте-ка теперь собирайте свои вещички…