Только будь со мной - [79]

– Готова?

Когда я кивнула ему в ответ, он осторожно поднял меня на руки и понёс в свою спальню.

– Подожди, здесь Тикет! – воскликнул он, и мы нервно засмеялись.

Тикет непонимающе смотрел на нас, навострив уши. Чарли попросил его выйти, и, к моему величайшему удивлению, Тикет покорно покинул комнату.

– Хороший мальчик, – сказал ему Чарли за дверью. – Иди на место и подожди там часок-другой. Молодец.

– Целый час? – одобрительно переспросила я.

– Как минимум.

– Звучит многообещающе.

– Итак, на чём мы остановились?

– На этом, – сказала я, обхватывая его лицо ладонями. Страх близости с Чарли и нежелание снова испытать душевную боль слишком долго сковывали мои мысли.

Но стоило мне поцеловать его, как я стала свободна.

– В машину, – приказала я Тикету. Я открыла дверь и позволила ему запрыгнуть в салон, где он грациозно улёгся на заднем сидении. Чарли загрузил мои чемоданы в багажник и встал на тротуар, чтобы проводить нас. Он постучал в окно машины; я опустила стекло.

– Я люблю тебя, – сказал Чарли.

– Я тоже тебя люблю.

Когда мы с Чарли занялись любовью, я ощутила миллионы ярких вспышек удовольствия. Я никогда не чувствовала такой близости с кем бы то ни было. Мои чувства к Шону не составляли и десятой доли любви к Чарли. Мне было стыдно за то, что я была так счастлива теперь, когда Гай умер всего несколько дней назад. Но, с другой стороны, я знала, что он бы назвал меня за это дурочкой. Я почти слышала его голос, как будто он был здесь, рядом со мной:

– У тебя был секс, Кас. Так что ты должна петь всю дорогу домой, принцесса.

44

Я сидела в своей детской спальне среди гор картонных коробок. Накануне своего приезда я попросила папу достать с чердака все мои старые университетские тетради, книги и фотографии, которые я убрала в коробки из-под обуви и поклялась больше никогда не доставать.

Я перебрала несколько фотографий, на которых были изображены Сара, Шон и я. Как много счастливых воспоминаний было связано с Королевским колледжем! Я взяла в руки фото Сары в облегающем чёрном платье. Я помнила, когда была сделана эта фотография. Мы как раз собирались отправиться на вечеринку и отпраздновать удачное окончание первого курса. Было здесь и наше с ней селфи, которое сделала я. Наши лица находились слишком близко к камере, поэтому и без того широкие улыбки казались огромными.

Я начала распаковывать свои книги и исписанные тетради. Я извлекла «Анатомию Грэя для студентов». Это была своеобразная Библия для студентов-медиков. Я открыла старое зачитанное издание «Клинической медицины Кумара и Кларка» и, просматривая свои карандашные записи на полях, вспомнила, как сидела в лекционном зале Гринвуда[34]. До третьего курса он был нашим вторым домом. Огромная аудитория со стенами гнетущего грязно-оранжевого цвета, с затёртыми сидениями и откидными столами. Я улыбнулась, вспоминая Сару, постоянно спавшую на лекциях. Я задумалась о тысячах часов, проведённых в этой аудитории, когда мы слушали лекторов и конспектировали…

– Жалко всё-таки – ты столько сил вложила в учёбу, – сказал мне Чарли в тот день, когда я навещала его в поместье его родителей. – Ты не скучаешь, Кас? По учёбе, по адреналину, по людям?

Я вспомнила день, когда нам с Сарой разрешили присутствовать на родах. В ту ночь ни одна из нас не могла заснуть: мы совсем не ожидали, что процесс будет настолько напряжённым. Я также помнила, как спешила домой, чтобы рассказать Саре и Шону об акушере, который принял ребёнка с кислородной недостаточностью.

– И потом, о, боже, потом он сделал ему искусственное дыхание, и это было неимоверно, – скомкано описывала я. – Больше всего меня поразило его нечеловеческое спокойствие. Он спас этому ребёнку жизнь.

Я нашла несколько открыток, которые получила сразу после аварии. Среди них была карточка от доктора Хелены Рэй. Она была моим любимым наставником в Чичестерской больнице, где на третьем курсе я проходила практику. Доктор Рэй специализировалась в неврологии. Она была пожилой, эксцентричной, полной жизни и очень приятной в общении дамой. Пациенты её обожали. Это было видно по тому, с каким благоговением они ловили каждое её слово. Заболевания многих из них имели хронический характер, поэтому она всех знала лично и лечила их, как своих добрых друзей. Она не признавала теорию о том, что чтобы быть хорошим врачом, надо держать своих пациентов на приличном расстоянии. Доктор Рэй написала мне: «Если когда-нибудь Вам понадобится моя помощь, Кассандра, не бойтесь попросить меня о ней. Крепитесь, друг мой». Когда я проходила практику в разных больницах, больше всего мне в душу запали мужество и оптимизм пациентов, особенно в тех случаях, когда надежды на улучшение почти не было. Я подумала о Дженни из «Друга человека», которая двадцать лет провела в больнице. Эти люди были настоящими бойцами, они сражались за свою жизнь до конца.

Из другой коробки я достала рамку с фотографией моих любимых осликов из испанского заповедника, Фелиза и Брэнсона. Этот снимок раньше стоял на моём трюмо. Я решила поставить его на прежнее место. Добравшись до дна коробки, я нашла свою старую фотографию: мне восемь лет, и я собираюсь идти на костюмированное празднование дня рождения. Я стою перед камином, на мне надет бело-синий халат медсестры, белые гольфы. На шее висит стетоскоп, а в руках – маленькая аптечка.