Токсичные родители - [25]

.

Так как отрицание и укрывательство были для Гленна обычным делом в детстве, будучи взрослым, он легко интегрировался в отношения, где присутствовали те же самые элементы. Только на этот раз он верил, что сможет спасти свою жену в той ситуации, в которой в детстве оказался бессильным спасти своих родителей. Гленн, как и все дети алкоголиков, в душе пламенно обещал себе, что он никогда не позволит войти в свою жизнь ни одному алкоголику. Но корни компульсивного повтора глубже и сильнее любого сознательного решения.

«Почему я постоянно ищу одно и то же?»

Ещё одно обещание, которое часто растворяется силой компульсивного повтора, – это недопущение в своей жизни того насилия, которое является частью жизни в семье алкоголиков.

Джуди, 26-летняя маленькая темноволосая женщина с большими глазами, пришла на одну из моих терапевтических групп по направлению своего супервизора, который контролировал её работу советницы в одной из реабилитационных клиник, где люди проходили лечение от самых разнообразных токсических зависимостей. Как и многие советники, которые участвовали в программах реабилитации, Джуди сама проходила лечение от алкогольной и других зависимостей. Я познакомилась с ней на небольшом празднике, организованном персоналом клиники, чтобы отметить второй год трезвости одной из коллег.

Джуди только что вышла из отношений с мужчиной-абьюзером, который бил её. Так как супервизор подозревала, что она вновь может попасть в похожие отношения, она направила Джуди ко мне.

На первой сессии Джуди была настроена вызывающе и воинственно, давая понять, что ей не нужна никакая помощь. Я спрашивала, где именно за этим фасадом скрыта боль. Перво-наперво Джуди сказала мне:

– Мне сказали, что если я не пройду терапию, меня посадят под замок. Вы не могли бы помочь мне и сказать, что со мной всё в порядке, что мне не нужен строгий режим.

– Да, я уже вижу, что ты без ума от того, что ты здесь, – сказала я, и мы обе рассмеялись.

Это несколько разрядило обстановку. Я продолжила говорить и сказала, что знаю, что её послали сюда против её воли, но раз уж она здесь, почему бы не попробовать, а вдруг будет польза. Джуди согласилась на участие в одной из моих терапевтических групп. Дальше я сказала, что её коллеги по работе очень переживали, что она вновь вернётся к своему другу-абьюзеру, а Джуди согласилась, что опасения имели основания: «Я действительно скучаю по нему. Вообще-то, он прекрасный парень, просто иногда я его вывожу из себя, слишком распускаю язык. Но я знаю, что он меня любит, и надеюсь на лучшее».

Я предположила, что, возможно, она спутала любовь и насилие, как если бы у неё была бессознательная потребность мобилизовать ярость любовника для того, чтобы получить доказательство накала его страсти.

Когда я спросила Джуди, не являлось ли это привычным для неё, не сталкивалась ли она с подобным в других отношениях, она немного подумала и сказала: «Думаю, что нечто подобное происходило и с моим стариком. Он был хроническим алкашом и буквально окрошку из нас делал. Минимум пять дней в неделю он являлся домой под завязку и бил нас по любому поводу. Моего брата до крови. Моя мать была неспособна защитить нас, даже не пыталась, так она боялась его. Я пыталась унять его, но он был как бешеный. Но он вовсе не был таким уж монстром: когда он не пил, он был классным отцом, моим лучшим другом. Мне нравилось проводить с ним время, как два друга, мне нравится до сих пор».

Многие дети алкоголиков развивают необыкновенную толерантность, научаются терпеть нестерпимые вещи. Так как Джуди понятия не имела о том, как должен вести себя любящий отец, она пришла к выводу, что, если она хочет доброго отца, ей необходимо терпеть его «плохие моменты». Так сформировалась патологическая ассоциация между любовью и абьюзом, и девочка стала думать, что одного без другого не бывает.

Мы будем хорошими приятелями

Отец Джуди научил её, что для того, чтобы избежать побоев мужчины, надо делать всё, что тот пожелает. Чтобы отец был доволен, в десятилетнем возрасте она превратилась в его собутыльницу: «Папа начал давать мне глоточек где-то раз в неделю. На вкус алкоголь казался мне ужасным, но папа всегда так радовался, когда я выпивала. Когда мне было одиннадцать, я обычно шла за бутылкой и мы её распивали в машине. Потом мы ехали прогуляться, сперва мне нравилось, а потом я стала бояться, так как даже тогда я понимала, что он не контролирует машину. Я продолжила всё это проделывать, потому что такие у нас с ним были отношения. Это были наши особые отношения. Мне стала нравиться выпивка, потому что с выпивкой мой папа был доволен мной. Всё шло хуже и хуже, пока я не стала такой же выпивохой, как он».

По крайней мере, каждый четвёртый ребёнок из алкогольных семей в свою очередь становится алкоголиком, и многие из этих взрослых впервые попробовали алкоголь в раннем детстве из рук отца или матери. Выпивка создаёт между ребёнком и родителем-алкоголиком особую, часто секретную, связь, и ребёнок принимает за товарищество подобную конспирацию. Часто такие отношения это единственное, на что может рассчитывать ребёнок в качестве любви и одобрения со стороны родителей-алкоголиков.