Токийский декаданс - [21]

Огромная квартира-студия, куда отвел меня диетолог, была в три раза больше моей. Она словно сошла со страниц журнала. Там стояли огромный телевизор, и барная стойка, и покрытый блестящим материалом диван, которого так и хотелось коснуться. Диетолог показал мне старый фильм на лазерном диске и рассказал, что худую актрису зовут Одри Хепберн.

Я тебя умоляю, ну вернись ты домой! Или хотя бы позвони куда-нибудь, скажи, что ты здесь, позвони в офис или в тот бар!

— А можно позвонить?

Он приготавливал лед и выпивку, но после моих слов обернулся со страхом в глазах.

— Извини, я жду очень важный звонок прямо сейчас, попозже позвонишь.

Надо сейчас позвонить! — кричит Киёми, а я не могу ни о чем думать, кроме одного официанта из ресторана.

— Ты куда хочешь позвонить?

— В офис.

Похоже, он догадался, куда я хочу позвонить.

— Слушай. — Он налил бренди, который я раньше уже пила, в большой, похожий на комнатный аквариум, бокал. — Я не обычный человек. Я отличаюсь от всех остальных мужчин в этом мире. Ты ведь уже поняла?

Киёми хочет, чтобы я ответила, и почти плачет, а я пью бренди, как вино, и почему-то думаю, что диетолог самый добрый человек на свете, и это, наверное, только потому, что со мной никто раньше не разговаривал, а он разговаривает. Я уже опьянела, а Киёми не пьянеет.

Если с тобой что-нибудь случится, куда мне идти? Ведь меня пустила ты, не алкоголик, не псих, не ребенок, не старуха и не бомж. И мы говорим на одном языке. Я могу говорить по-английски и по-французски, и по-испански немного тоже могу, даже по-немецки читать умею, но… Я один раз жила в иностранце, ты знаешь? Меня пустил один швейцарец-извращенец, он был жутким мазохистом и раза два-три в месяц развлекался по-своему. У него была своя фирма, занимающаяся дизайном интерьеров, были особняки в Монако и Шамони, он коллекционировал литографии Густава Климта, он был просто идеалом для меня, он меня понимал и принимал, я нравилась ему, но он не понимал по-японски. Это так сильно давило на меня, я так от этого уставала… поэтому, кроме тебя, я никого себе не смогу найти.

— Я немного странный, это все моя страсть виновата.

Я не понимала ни одного, ни другую, поэтому стала думать о высоком официанте из ресторана, а потом закрыла глаза, голова у меня закружилась, все поплыло, и мне захотелось, чтобы меня кто-нибудь обнял и занялся со мной сексом.

— Я рассматриваю диетологию как науку, изучающую физиологические проблемы, а психологию как науку, изучающую психологические проблемы, я занимался и тем и другим и знаю, какая между ними связь. Поэтому я и говорю, что странный. Если бы я был обычным человеком, как раньше, я бы, беспокоясь о тебе, начал убеждать тебя бросить твою работу и не ходить в этот… офис. Это же просто фирма эскорт-услуг, разновидность публичного дома, правильно? И я ведь действительно беспокоюсь о тебе, потому что ты меня интересуешь. Однако я думаю, что не все проблемы в этом мире можно решить с помощью морали. Я бы даже сказал, что почти все проблемы этого мира невозможно решить с помощью морали. Многие моралисты ведут себя прилично, говорят пристойно, пытаясь заглушить окружающую их аморальность, но это всего лишь жалкие потуги. У них ничего не получится. Возьмем вот тебя, к примеру. Ты работаешь проституткой по вызову. Но это неизбежно. Ведь подсознательно ты чувствуешь вину за то, что придумала Киёми.

Ты пытаешься как-то искупить вину, нет, скорее очиститься изнутри, и поэтому где-то в бессознательной области твоего внутреннего мира ты ощущаешь ‘необходимость себя унижать, издеваться над собой.

Поэтому ты не должна прекращать продавать себя, может быть даже, это единственно правильный для тебя путь, чтобы наконец избавиться от Киёми и стать самой собой. Хотя возвращаться в твою фирму я бы тебе тоже не посоветовал бы.

Мне вдруг стало очень плохо, я не смогла прямо удержать голову, и меня стошнило двумя серыми моллюсками прямо на тот костюм, который мама купила мне тайком от папы.

— Ну что ты будешь делать!

Он отвел меня в туалет, но меня больше не тошнило, и я задремала, обняв унитаз.

Где-то зазвонил телефон.

Ты спи, я сама буду разговаривать, — плача, сказала Киёми, и я заснула, уткнувшись в унитаз.

Дверь туалета была приоткрыта, и мне было немного видно, что происходит в комнате. В комнату зашли трое мужчин и женщина в белой маске на лице. На ней еще был плащ.

Один из мужчин оказался стариком небольшого роста с седыми волосами. Я его где-то видела. Другие двое были в костюмах и выглядели как типичные офисные служащие. Женщина смотрелась странно. Когда она сняла маску, обнаружилось, что ее рот был скреплен чем-то напоминающим бельевую прищепку. Похоже, прищепка находилась на ее губах уже долгое время, поскольку слюна капала на пол.

— Где вы были? — спросил диетолог.

— Недалеко от Нара, на теплых источниках, — ответил один из Офисных Работников на осакском диалекте, а другой, обращаясь к нему, сказал:

— Принеси инструменты из машины.

Первый Офисный Работник вышел из комнаты. На самом деле я всего этого не видела. Мне рассказала Киёми. Они один раз упомянули меня в разговоре, кто-то из мужчин сказал: „Блин, какая толстая“, а диетолог ему ответил: „У нее еще с головой не все в порядке, но можно неплохо развлечься“. Второй вернулся с багажом инструментов и сказал: