Точки пересечения - [19]

Бирюков, конечно, знал о существующем книжном буме, но только теперь убедился воочию, сколь велика армия одержимых, способных часами стоять в очередях, чтобы получить за макулатуру талон на популярную книгу. Стараясь вникнуть в суть макулатурного «порядка», Антон прислушался к разговорам. Говорили в основном о Дрюоне и Дюма, изредка упоминали широко известного Сименона, сетовали на неорганизованность и сумбурность макулатурного эксперимента, затянувшегося на многие годы. Говорили равнодушно, от скуки.

Неожиданно рядом с Бирюковым остановился похожий на студента парень в очках. Сбросив с плеча на землю увесистый рюкзак, он закурил сигарету, огляделся и, явно затевая от нечего делать разговор, спросил:

— «Макаку» ждешь или у «мака» талоны купить хочешь?

— Не знаю пока… — уклончиво ответил Антон.

— «Макаки» свой товар уже распродали — раньше надо было приходить. А за талоны эта зверь-баба, — парень показал на Людмилу Егоровну, — по семь шкур сдирает, не рад будешь книжке. Не советую с ней связываться. Поезжай в Обской пункт, там «мак» — запойный дедок. Вот у него можешь хоть десяток талонов по сносной цене взять.

Парень, видать, был в макулатурных делах не новичком. Поэтому Бирюков признался, что пришел сюда впервые и жаргона книжников не знает. Парень с усмешкой затянулся сигаретой:

— То-то, вижу, без товара заявился и глазеешь, как на дурной спектакль. «Макаки» — это продающие макулатуру. Кстати, по двадцать копеек за кэгэ. Обычно уборщицы или алкаши. Кто у них покупает? Чуть не все сдатчики. За один талон надо брякнуть на весы двадцать килограммов макулатуры, а ты, допустим, только девятнадцать накопил. Из-за килограмма еще сюда потащишься? Какой резон? Купил за двугривенный этот килограммчик у «макаки» — и норма готова. Можешь вообще не собирать макулатуру, а покупать. Уразумел?.. «Мак» — тоже торгаш, но торгует не макулатурой, а самими талонами. Чаще всего это приемщики макулатуры или те чиновники, которые распределяют талоны. Отдал денежки — и никаких проблем. Не надо с рюкзаком сюда тащиться да нервничать, пока эта зверь-баба твой хлам примет. Иди с купленным талоном сразу в магазин и выкупай заветную книгу, если она поступила в продажу. Культура…

— И крепко «маки» наживаются на талонах? — спросил Бирюков.

— Еще бы! Не только наживаются, но и связи во всех сферах имеют. Теперь в кого пальцем не ткни — каждый книголюб. Каждому до слез хочется иметь «Трех мушкетеров», «Королеву Марго» и дрюоновских «Железных королей».

— Откуда берутся лишние талоны?

Парень кивнул в сторону приемного пункта:

— Какой мудрец точно сосчитает, сколько в том сарае макулатуры — десять или одиннадцать тонн? На одну усушку-утруску можно списать двести талонов. Перемножь их на трешки-пятерки, и минимальный навар «мака» узнаешь. О максимальном — можно только догадываться…

У весов послышался недовольный шум. Парень поправил очки, насторожился:

— Кажется, прикрывает зверь-баба лавку с товаром. Всегда так: час-другой поработает и — шабаш. Надо с ней разобраться…

Вскинув на плечо рюкзак, он направился к весам. Бирюков тоже подошел поближе. Парень, вытянувшись на цыпочках, через головы впередистоящих крикнул:

— Ну, в чем дело, мамаша?!

— В шляпе, сынок! — зычно ответила Харочкина.

— Не надо хамить.

Людмилу Егоровну словно укололи. Она разгневанно уставилась на парня:

— Врэжу гирькой по очкам — будешь знать, кто хамит!

— А если гирька назад отскочит?..

Стараясь угодить приемщице, на парня со всех сторон осуждающе закричали, однако Людмила Егоровна, несмотря на оказанную ей солидарность, громко объявила:

— Талоны кончились, не базарьте!

Парень досадливо повернулся к Бирюкову:

— Вот тебе наглядный пример. Уже распродала зверь-баба талончики. Запоздал я сегодня на аукцион, придется разворачивать лыжи к дому.

Сдатчики макулатуры стали понуро расходиться. В переулке зафырчали моторы разъезжающихся автомашин. Нахмуренная Людмила Егоровна замкнула дверь «Пункта» большущим навесным замком. Бирюков подошел к ней и, показав удостоверение, представился. Полное лицо Харочкиной побагровело. С таким же прононсом, как у Анжелики, она сердито выпалила:

— Очкарик пэрвым меня оскорбил!

— Я пришел насчет вашего заявления в прокуратуру, — сказал Антон.

— А что заявление?.. — Харочкина вроде бы растерялась. — Что вы с этим заявлением, как черти за грешную душу, ухватились?

— Но вы ведь сами писали прокурору…

— Погорячилась, конечно, — на глазах Харочкиной как-то неестественно, словно она поднатужилась, выступили слезники. — А подлецов таких, как Зоркальцев, надо расстреливать.

— Он вернул вам деньги за репетиторство?

— Нээ-эт.

— Почему?

— Потому что сбежал.

— Когда вы с ним виделись последний раз?

— В прокуратуре, когда следовательница вызывала.

— А по телефону когда ему звонили?

— Через день после того. Хочет замылить четыре сотни за свою халтурную работу. Не на ту нарвался! Свои кровные из горла вырву у хапуги!

— Чем вы угрожали Зоркальцеву при телефонном разговоре?

— Что-о-о?.. — будто удивилась Харочкина. — Не бери на испуг, уважаемый гражданин! Как бы извиняться не пришлось за такие приемчики.