Точка возврата - [16]

— Нет у меня кровохарканья, а кашляю всю жизнь, — буркнул дед. Валерий отпустил старика:

— Ты когда последний раз флюорографию или рентген делал?

— Лет двадцать тому назад. Когда работал, заставляли. Разве я дурак — добровольно к вашему брату ходить? Зачем лечиться? Или на тот свет лишь здоровых пускают?! — засмеялся, брызгая слюной.

Валерия передернуло, будто зараза насытила воздух до предела, он отпрянул, с силой ударился затылком о косяк, но ощутил лишь новый прилив ярости.

— Собирайся, поедем! В диспансер, за доказательствами!

И старик подчинился. Он впервые разглядел внука и будто передал ему эстафету. Теперь можно было не рыпаться, а отдаться течению.

— Я ведь, правда, не знал.

Валерий бодро переступил порог противотуберкулезного диспансера и будто в прошлое попал. Типовая, давно не ремонтированная поликлиника образца семидесятых годов, солнечные зайчики пляшут по ободранным крашеным стенам, тихо, прохладно. Всплывает нежное светлое ощущение из далекого детства. На стенах выгоревшие плакаты «Здравпросвета» — «От туберкулеза ежегодно умирает 3 млн человек, больше, чем от всех инфекционных заболеваний вместе взятых, включая ВИЧ».

«Что за агитка! Наверняка все давно устарело! — Валерий не поленился, подошел поближе, чтобы разглядеть год в нижнем углу плаката. — Нет, 2007! Надо же! Это все из-за таких!» Отыскал глазами деда, тот сидел спокойный и умиротворенный, как буддийский монах во время медитации.

Их приняли легко и быстро без полиса и регистрации. Каждый имеет право лечиться здесь, независимо от социальной подоплеки. «Ниже дна не упадешь. Осколок советской системы, неплохо сохранившаяся археологическая находка». Ряды карт в коричневых конвертах из крафт-бумаги. Представил себе тех, кто здесь лечится. Бациллы в воздухе почти ощутимы. Задохнулся отвращением, но заставил себя быть объективным. Пахло вовсе не опасностью и смертью, а пылью, сыростью и немного плесенью, покрывшей стены и окна за долгое влажное лето. За окном по земле рассыпались крупные зеленые яблоки. Сад с полуразвалившейся беседкой в глубине напоминал все тот же осколок советского прошлого.

Когда рентгеновский снимок был готов, врачи сбежались посмотреть на редкостно запущенный случай. Суета и оживление разбили очарование застывшего времени, все вернулось на свои места. Валерий криво улыбался, в лице проступали резкие луговские черты. Толстая врачиха лет пятидесяти охала и долго искала маску в дальнем углу ящика стола, перед тем как осмотреть больного.

Необходимость госпитализации была очевидна для всех, кроме старика. Он привычно заартачился:

— Зачем мне лечиться? Сколько суждено — и так проживу, а лишнего не надо!

— Лишнее ты уже забрал, вспомни Артошку! — взъелся внук. — Ты должен… — произнес весомые для него самого слова и осекся, поняв, что для старика это пустой звук.

Зато врачиха резво подхватила мысль и тоном строгой учительницы принялась отчитывать деда за случайных людей, походя зараженных в метро, автобусе, поезде. Валерия проповедь раздражала. «Тошка не случайный! Здесь, конечно, и моя вина. Как теперь ее искупить? Поставить на место упыря, не поить больше кровью. Попробуй, заставь его лечиться! Ему же все по фигу! Все, кроме него самого — пупа земли. Но я — его продолжение, единственный представитель в мире живых и имею право!»

Валерий был талантливым психологом и, отбросив мусор посторонних мыслей, мог убеждать, даже подчинять. Дед не то чтобы сдался или захотел вылечиться, а просто согласился избавить внука от себя, правда, с условием, что ни в какую загородную больницу не поедет. Если лечиться, то здесь, в стационаре при диспансере. То, что для этого нужна московская прописка, хотя бы временная, его не колышет. Валерию уступать не хотелось, но спорить было бесполезно.

Хождение по инстанциям отбросил сразу, официально оформить регистрацию через два с половиной месяца после приезда — нереально долго, сложно и дорого. Остается купить, всего-то семьсот рублей, копейки, если вдуматься. Зависимость от проходимцев раздражала. Валерий ехал вечером к трем вокзалам и клял про себя законы, бюрократию и саму систему, где все происходит через… «Per rectum», как выразилась бы по-латыни его мать. Он сейчас предпочитал русский, надоело жить под колпаком правил и принципов.

С трудом найдя место для парковки, шагнул на мокрый от дождя, замусоренный асфальт, стал с отвращением приглядываться к пестрой крикливой толпе. Черный кокошник Ярославского вокзала злобно поблескивал двумя маленькими оконцами, будто заманивал в незнакомую страшную сказку. Валерий отбросил неуместные фантазии и шагнул вперед уверенно, по-деловому, быстро нашел то, что нужно. Бросил деньги и комплимент:

— Как у вас хорошо все организовано!

— Приходите еще! — темная рожа скривилась в натянутой улыбке.

«Ну, уж нет!» Поспешил к выходу, натыкаясь на людей, будто опаздывал на поезд.

Стал оглядываться по сторонам, стараясь найти свою машину. Взгляд зацепился за нелепую бабку с огромным чемоданом на колесиках.

Растерянная, беспомощная, она явно не выглядела «челночницей», мешочницей. Приехала, должно быть, в столицу к дальней родне, а никто не встретил.