Точка разрыва - [11]

Дин и Натан сидели на откидном борту грузовика промокшие, замерзшие и грязные. Они не видели гроб, но ощутили сразу же разнесшийся в воздухе резкий запах пота и мочи.

– О, Боже! – закричал Джон.

– Господи, он мертв? – спросил Натан, подбегая к могиле.

– Хуже, – объявил Джон.

Крышка была распахнута. Внутренность гроба открылась в свете фонарей и лунного неба. Обитый изнутри кружевом ящик пропитался грязью, мочой и кровью. Но гроб был пуст.

Двадцать два года спустя

глава 4

– Что это? – спросила Пайпер.

Угрюмого вида продавец в фартуке и с сеточкой на волосах лопаточкой приподнял за край указанный кусок. Изгиб сохранялся ровно секунду – потом мясо постепенно распласталось по-прежнему.

– Отбивные по-сальсбурски, – сказал он. Пайпер Блэкмор нахмурилась:

– Не выглядят, как отбивные по-сальсбурски. Презрительная гримаса сразу же исказила апатичное лицо студента:

– Вы берете или нет?

– Он по форме напоминает треугольник.

– Это клин.

– Клин? С каких это пор мясо вырезают клиньями?

– Я сказал, что это сальсбрская отбивная, – я не сказал, что это мясо.

Пайпер рассмеялась, но потом поняла, что апатичный студент вовсе не шутил.

– А что с соусом? У него какой-то… – Пайпер подыскивала выражение, – желтоватый оттенок.

Студент подсунул лопатку под псевдомясо:

– Берете или нет?

– Какого черта. Двум смертям не бывать, не так ли? Ответа не последовало.

– Дайте две. Я отнесу тарелку другу.

– Не очень-то ценный друг, должно быть.

– Наверное.

Он плюхнул два мясных треугольника на отдельные тарелки и протянул их без дальнейших комментариев. У Пайпер возникло непреодолимое и совсем непрофессиональное желание поднести кулачки к ушам и, растопырив пальцы, вопить: «Буга-буга-буга!..», только чтобы понять, добьется ли она реакции.

Остальные официанты были слегка оживленнее, чем загадочный мальчик с мясом, но только слегка. Пайпер добавила к мясу хрустящую картошку, а вместо обычного крахмального пудинга взяла морковный салат. Легко приподняв оба подноса с движущегося прилавка, она встала в очередь в кассу.

Холодок, одновременно обжигающий и леденящий, сковывающий все члены, пронзил ее маленькое упругое тело. Она содрогнулась. Тарелки зазвенели на подносах.

Холод. Жар.

Зрение ее затуманилось. Мир покачнулся. Маленькие фейерверки закружились перед глазами, заполняя границы видения.

– Мисс? Мисс?

Пайпер поморгала. Дыхание было учащенным, сердце колотилось.

– Мисс?

Она почти уронила подносы на хромированную поверхность стойки рядом с кассовым аппаратом. Слишком тяжело. Морковные палочки подпрыгнули. Мясные треугольники, завязнув в желтоватом соусе, остались неподвижными.

– Карточку, пожалуйста, – потребовал кассир.

Зрение прояснилось. Пайпер снова поморгала и сконцентрировалась на лице человека, сидевшего перед ней. Юноша. Еще один студент. Сеточка на волосах, фартук, но этот экземпляр улыбался, показывая крупные выпуклые зубы.

– Что? – спросила она, больше обращаясь к себе, чем к кассиру.

– Вашу обеденную карту. Мне нужно провести ее.

Пайпер порылась в кармане. Ей казалось, что пальцы распухли, потеряли чувствительность и привычную гибкость. Она нашла карточку и протянула ее.

Улыбающийся студент взял ее и провел через аппарат дважды.

– Вы в порядке?

Пайпер выдавила из себя улыбку и пожала плечами.

– Просто что-то нервное. Чепуха.

– Кто-то прошел по вашей могиле.

– Что?

– По вашей могиле. Понимаете? В том месте, где вас похоронят. Так говорит обычно моя бабушка, когда у кого-нибудь мурашки бегут по спине. Она говорит: «Кто-то идет по твоей могиле».

Он вернул карточку. Его широкая до невозможности улыбка стала еще шире.

Идет по твоей могиле.

Пайпер Блэкмор вздрогнула.

Идет по твоей могиле.

Классная комната была выкрашена в нежно-зеленый оттенок с темно-коричневой каймой на уровне человеческой талии. Тот же цвет распространялся концентрическими кругами по потолку из звукопоглощающей плитки, слегка тронутому плесенью и водяными потеками. Стул со сломанной ножкой смирно стоял в восточном углу, как дисциплинированный ребенок. На западной стене спокойно плел свою сеть паук.

В комнате не было часов. У доктора Дина Трумэна вообще их не было. Он всегда знал, сколько времени. Иногда ему казалось будто он слышит тиканье, безжалостно фиксирующее время, с каждым ударом приближая их к финалу – к концу Черной Долины.

Если только…

Дин прикусил нижнюю губу и взглянул на письмо, которое держал в руках. Оно было сложено втрое и истерлось – видно было, что его слишком часто брали в руки. Три фразы казались высеченными на бумаге: «последнее предложение, место деятельности, холм Хокинса».

«Все зависит от тебя, Дин, – сказал ему Натан Перкинс. – Ты – наша единственная надежда, наш единственный шанс».

Дин Трумэн отер пот со лба и огляделся. Это была старая комната в старом здании, изношенном временем и людьми. Школьная доска, когда-то черная, теперь хранила налет от множества стираний. Пол, когда-то бежевый, превратился в бледно-желтый. Провода, как клубок черных змей, свились позади двенадцати запыленных компьютеров, примостившихся на шести замызганных столах.

Письмо отяжелело у него в руках. Дин опустил его на стол и разгладил ладонью. Что делать? Что делать? Он медленно и глубоко вздохнул; в воздухе сильно пахло озоном и мелом.