Рыжая синтраи перевела взгляд на Сифа и Ринна и вдруг отвернулась, чтобы никто не видел ее слезы. Сейчас они видят друг друга в последний раз.
— Граждане Селды, улетающие и остающиеся. — заговорил с экрана грустный и осунувшийся Гер. — Я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Все, кому выпало покинуть наш мир, получили на руки голографические пластинки… — Кайтари говорил явно в записи, и это обращение крутили перед каждым рейсом. — Я прошу членов каждой из семей записать на нее голоса и образы тех, кто остается на планете. Они, оставаясь тут, даруют вам возможность жить и строить будущее нашей расы вдали от умирающего дома. Они достойны того, чтобы вы помнили их там. Это мое последнее обращение. Я очень надеюсь, что вы исполните то, о чем я вас попросил.
— Ну, вот и настало время прощаться. — Фаир принял из рук Ниры пластиночку. — Столько всего хотел сказать тебе, доченька, а тут и слов-то не найду. Знаю, ты будешь меня вспоминать там, среди звезд. Быть может, я был не такой хороший отец. Все время пропадал на работе, забывал тебе обед приготовить, когда ты в школе была… все случалось. Но, ты же знаешь, что ты была самой светлой искрой моей жизни, особенно с тех пор, как не стало твоей мамы. Прошу, запомни меня таким.
Голокамера запищала и Фиару стоило огромных сил чтобы улыбнуться.
— Ну что мне пожелать тебе, племяша?… — кое-как собравшись с силами забрала из рук Фиара голокамеру Шайна. — Будь умничкой. Расти своих малышей. У тебя прекрасные детишки. Пусть они станут достойными членами нашего общества там, среди звезд. Прости уж если что было не так. И прощай.
Шайна помахала рукой в камеру и наконец, не сдерживая слез уронила голову на плечо брата.
— Я не сторонник долгого расставания, сестричка. — улыбнулся лучше всех державшийся Файт. — Будь счастлива там, что еще тебе можно пожелать? Ты отныне хозяйка своей судьбы. Ты и никто более. Я благодарю тебя за то, что ты была в моей жизни и дала продолжение нашему роду, который, как я могу теперь надеяться, не угаснет.
Файт щелкнул выключателем камеры и протянул ее Нире.
— Береги ее.
— Простите… можно вас побеспокоить… — раздался из темноты тихий голос.
К столу подошла пожилая синтраи, нервно теребившая в лапах вышитый кружевами платочек. Она помялась, не решаясь продолжить, но Нира поспешила поставить ей стул.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказала она. — вы что-то хоели?
— Мне очень неловко… еще раз прошу меня извинить, — призналась незнакомая синтраи. — Меня Найри зовут… Я уже немолода, поэтому мне улетать вроде как не положено… но семьи у меня не осталось, сын погиб недавно в автокатастрофе… Все улетят, а меня и вспомнить некому будет… А от этого так неловко. Ведь всю жизнь нас учили, что смысл жизни в том, чтобы оставить потомкам память о себе…
— Ничего страшного, — Нира передала ей пластиночку голографа. — Не думаю, что тут ограничена память. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы передать тем, кто придет за нами и ваше послание.
— Да, прошу вас, не стесняйтесь, — закивал Файт. — Мы не против.
Незнакомая синтраи завершила запись, рассказав про свою жизнь и пожелав Нире удачи. Затем, еще раз поблагодарив незнакомую ей семью за доброту и участие встала и укутавшись в платочек вышла из зала. За небольшим круглым столиком повисла тишина. Последние слова отзвучали. Настала пора прощаться. И само прощание было коротким. Ни к чему было задерживаться и произносить уже лишние фразы.
Лишь когда они, покинув здание аэропорта шли к машине Фиара, Шайна обняла его и сказала тихо-тихо:
— Наконец-то, братец, у нас есть несколько месяцев, чтобы пожить для себя.
Они ехали к своему стоявшему в отдаленном пригороде дому, а над заполненным машинами шоссе пронесся, набирая высоту и растворяясь в темном небе, транспортный корабль, уносивший к звездам все их прошлое и все их надежды на будущее…
