Точка отсчета - [110]

— Получи, сука, — сдержанно и сжато выругалась она, провожая взглядом рухнувшие в сияющую воду обломки.

Я уже и не помнила, когда в последний раз видела ее такой спокойной.

— Вышка, на связи Сьерра-Браво. Неопознанный вертолет взорвался. Упал в воду в двух милях от Райтсвилл-Бич. Выживших не вижу. Делаю облет.

— Понял. Требуется помощь? — с некоторым запозданием отозвался диспетчер.

— Позже. Иду к вам для срочной дозаправки.

— Уф! П-понял, — заикаясь, пробормотал диспетчер. — Идите прямым курсом. Внизу вас встретят.

Прежде чем возвращаться, Люси сделала еще два круга, опустившись до пятидесяти футов. Мы видели мчащиеся к пляжу пожарные машины и кареты «скорой помощи», слышали вой сирен. Испуганные купальщики спешили из воды, вскидывая ноги, размахивая руками, спотыкаясь и падая, как будто их преследовала громадная белая акула. Волны покачивали обломки и два оранжевых спасательных жилета, в которых никого не было.

Неделю спустя Остров Хилтон-Хед

Утро было пасмурное, серое небо сливалось с серым морем, когда мы, те немногие, кто знал и любил Бентона Уэсли, собрались на пустыре под названием Морские сосны.

Оставив машину на стоянке, мы прошли по дорожке к дюне и дальше по берегу, через песчаные наносы и вынесенные приливом пучки водорослей. Пляж в этом месте сужался до нескольких метров, песок был рыхлый и влажный, а валяющиеся там и тут деревяшки хранили память о прошлых штормах.

Мари но надел костюм в мелкую полоску, в котором ужасно потел, белую рубашку и темный галстук, и я думала, что, пожалуй, впервые вижу его в приличной одежде. Люси выбрала черное, но она должна была появиться позднее, потому что имела особое поручение.

Приехали Тьюн Макговерн и Кеннет Спаркс, которые не знали Бентона, но были знакомы со мной. Конни, бывшая жена Бентона, и трое их уже взрослых дочерей стояли чуть особняком у самой воды, и было странно, видя их, не чувствовать ничего, кроме печали. В нас не осталось ни злобы, ни враждебности, ни страха. Рожденное жизнью ушло со смертью.

Присутствовали и другие из далекого и недавнего прошлого Бентона, отставные агенты и бывший директор Академии ФБР, человек, одним из первых поверивший в то, что он предлагал много лет назад. Теперь изучение преступников в местах заключения и составление психологических портретов — обычная практика, рутина, тема, заезженная телевидением и кино, но когда-то все было не так, когда-то Бентон был пионером, творцом лучшего способа понимания людей — как настоящих психопатов, так и безжалостных и злобных убийц.

Бентон никогда не ходил в церковь, поэтому на похоронах присутствовал только лишь пресвитерианский капеллан, утешавший сталкивавшихся с проблемами личного характера агентов. Звали его Джадсон Ллойд, и он был сухощавый, высокий, с полумесяцем седых волос на макушке. В руке преподобный Ллойд держал маленькую черную Библию в кожаном переплете. Всего на берегу собралось человек двадцать.

Не было ни музыки, ни цветов, ни панегириков, потому что в завещании Бентон ясно дал понять, что не желает ни того, ни другого, ни третьего. Всю посмертную заботу о себе он возложил на меня, написав буквально следующее: «...у тебя это получится лучше всех, Кей. Я знаю, что ты в точности исполнишь мои пожелания».

Он не хотел никаких церемоний, не хотел военных похорон, на которые имел право, не хотел, чтобы его везли через город в сопровождении полицейских машин, не хотел ружейного салюта над могилой и накрытого флагом гроба. Просьба его была проста: Бентон хотел, чтобы его кремировали и пепел развеяли над местом, которое он любил больше всего на свете, над местом, куда мы стремились при первой возможности и где на краткий миг забывали о том, с чем сражались.

Мне было очень жаль, что свои последние дни Бентон провел здесь без меня, и я знала, что до конца дней буду вспоминать о том, что разлучила нас Кэрри Гризен. Ее письмо стало началом конца. И ее самой, и Бентона.

Но что толку в благих пожеланиях? Если бы не мне, то кому-то другому пришлось бы хоронить кого-то другого. Так было в прошлом, а зло и насилие вовсе не исчезли из нашего мира.

Начался дождь, холодными пальцами он касался моего лица.

— Бентон собрал нас вместе не для того, чтобы прощаться, — начал преподобный Ллойд. — Он хотел, чтобы мы взяли силу друг у друга и продолжали делать то, что делал он сам. Бентон укреплял добро и противостоял злу, боролся за падших и держал все в себе, переживая ужасы в одиночку, потому что не хотел ранить души других. Он сделал мир немного лучше. Он оставил нас лучшими, чем мы были до знакомства с ним. Друзья мои, будем же делать то, что делал он.

Преподобный Ллойд открыл Библию.

— Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем.

Слезы подступили к глазам, и я промокнула их салфеткой и опустила голову, глядя на песок, облепивший мои черные замшевые туфли. Преподобный Ллойд прикоснулся пальцем к губам и продолжал читать строфы то ли из послания Галатам, то ли из послания Тимофею.

Я плохо понимала, что он говорит. Слова превратились в бесконечный поток, журчащий ручей, и их значение не доходило до моего сознания, заполненного внезапно нахлынувшими образами. Снова и снова вспоминала я тот вечер, когда Бентон ушел из дома. Я видела его стоящим на берегу и глядящим на реку. Мои резкие, несправедливые слова ранили его, но все же он понял. Я знала, он понял и простил.