Точка невозвращения - [26]

«Мне шесть лет.

Я сижу за обеденным столом в трапезной вместе с матерью и меланхолично накалываю на вилку маленькие горошины со своей тарелки. В комнате царит напряженная атмосфера – отец должен был вернуться уже пять часов назад с конференции магов в столице, но его до сих пор нет. Мама нервничает, хотя и пытается это скрыть. Но я–то знаю, что скрывается за ее безмятежной маской на лице.

Мать очень любит отца. Так, как никогда не любила и, я прекрасно понимаю это, не полюбит меня. Им обоим повезло – брак по расчету превратился в брак по любви. Говорят, папа с первого взгляда полюбил свою будущую жену Морену, урожденную Ратковскую. А та не смогла устоять перед столь откровенным обожанием. Так мне рассказывала наша кухарка, Ефимарья.

Часы, стоящие в трапезной, пробили девять вечера. Мать вздрогнула и уронила нож, которым собиралась намазать ломтик хлеба маслом. Волнуется.

Внезапно за дверьми комнаты послышались громкие голоса, возбужденно переговаривающиеся. Мать почему–то побледнела. Голоса приближались.

Дверь в трапезную резко распахнулась, и в помещение вбежали мой дядя Кристофф, тетя Нарцисса и несколько слуг. Все они выглядели запыхавшимися.

Как от долгого бега, – отстраненно замечаю я.

– Сестра! – восклицает дядя, пытаясь перевести дыхание.

– Кристофф, что случилось? – пытается спокойно спросить мать, но голос предает ее, срываясь на последнем слове.

– Виктор… На него напали.

Лицо Морены становится белее январского снега.

– Что с ним? – голос севший, безжизненный.

– Он ранен, – отвечает Нарцисса, отводя глаза от матери. – И ему уже не выкарабкаться. Рана слишком тяжелая.

Я чувствую, как меня охватывает паника. Что все это значит?

Жалобно смотря на маму. Она сидит, напряженно выпрямив спину, глядя своими красивыми зелеными глазами в одну точку на столе.

– Как это произошло? – еле слышно спрашивает Морена, не поднимая взгляда. Кто не знает ее, мог бы подумать, что она сейчас не выдержит и расплачется. Но моя мать не такая. Она никогда не плачет.

Дядя с тетей встревожено переглянулись. Кристофф неуверенно начал:

– Он возвращался с конференции, зашел на постоялый двор перекусить. Это последнее место, где его видели… невредимым. Полчаса назад Виктора нашли возле одного их храмов столицы. Ему… ему чем–то перерезало все ребра в грудной клетке. Мы вызвали лучших целителей, они сейчас с ним наверху.

– Он уже здесь?! – откинула попытки изображать спокойствие Морена. – Почему вы раньше не сказали? Отведите меня к нему, я хочу немедленно его видеть!

– Сестра, он сейчас не в состоянии говорить… Виктор без сознания, слишком много крови потерял, – быстро проговорила Нарцисса, с болью в глазах глядя на свою сестру.

– В какой он комнате? – не обратив внимания на тетю, спросила мать Кристоффа.

На меня вообще никто не смотрел. Поэтому никто и не заметил, как я выскользнула вслед за матерью и дядей с тетей из трапезной.

Отца поместили в покоях моего деда. Наверное, потому, что они были на первом этаже. Прошмыгнув за взрослыми в комнату, я, все так же незамеченная, отошла в угол.

Папа лежал на кровати, без сознания разметавшись на темных простынях. Над ним склонились какие–то люди в белых с черным одеяниях.

Целители. Трое.

Мне страшно. Я с испугом смотрю на внезапно застонавшего отца. Мама тихо всхлипнула, прижав руку ко рту и с ужасом глядя на папу.

Целители осторожно отвели мать к креслу, куда и усадили, начав что–то тихо говорить, перебивая друг друга.

Я уловила только отрывки фраз:

– Слишком поздно… если бы… но не теперь…

– Рана смертельна… смириться… нужно начать подготовку к…

– Мы понимаем, что… ничем не помочь… не в силах.

Морена все это время сидела с отсутствующим выражением лица, пустыми глазами куклы глядя на отца. Но, наконец, она с трудом перевела взгляд на людей и заторможено кивнула.

– Выйдите, – хрипловато приказала она целителям и брату с сестрой. – Я хочу… хочу попрощаться с мужем.

Те молча вышли. В комнате остались только я с матерью и отец, без сознания лежащий на кровати.

Я грустно смотрела на папу. Всегда, сколько я себя помнила, он был красивым статным мужчиной в самом расцвете сил и с гордой осанкой. Сейчас на постели лежал изможденный старик, лицо которого избороздили морщины, а кожа была болезненно–желтого цвета. Вся грудь его была в крови, проступающей через множество бинтов, чего не могла скрыть даже прикрывающая тело плотная простыня, тоже пропитавшаяся красной жидкостью.

Перед смертью из некроманта уходит вся его сила, оставляя без подпитки, из–за чего резко начинается старение организма. Я знала это из книг, прочитанных мною тайком в нашей библиотеке. Тайком – потому что книги были из закрытой секции, запрещенной для прочтения не вошедшим в силу детям некромантов.

И то, что я сейчас видела, было верным знаком того, что шансов у папы действительно нет. В душе от этого понимания поселилась какая–то странная горечь пополам с пустотой, как будто я потеряла что–то жизненно важное и что уже никогда не верну.

Я любила отца. Очень. Но сейчас не плакала. И не кричала, хотя хотелось. До тех пор, пока не сорву горло.

Но великое горе, как и великое счастье, выражается в молчании.