То ли быль, то ли небыль - [17]

Прошло уже несколько часов, а причину смерти все еще не обнаружили, и с каждым часом выходившие в коридор патологи становились все более озабоченными. Оставалась, правда, надежда на инсульт. Я была свидетельницей паники, вспыхнувшей было при обнаружении сгустков крови в костях черепа Андрея Дмитриевича. Неужели Сахаров был убит ударом по голове?! В коридор выскочил сильно взволнованный молодой человек в униформе, сообщил, пробегая: «Там что-то неслыханное» – и помчался дальше. Паника длилась недолго – кажется, мой папа первым пришел в себя и заметил, что кровь эта явно очень старая, но момент был воистину драматическим…

Инсульта у Андрея Дмитриевича тоже не оказалось. Удивительным было также отсутствие следов ранее перенесенного инсульта или инсультов. Словом, не было ни инфаркта, ни инсульта, ни разрыва аорты, ни легочной эмболии, ни других обычных причин внезапной смерти. Сердце было очень больное, но умер Андрей Дмитриевич не от инфаркта.

Окончив вскрытие, патологи собрались в небольшом зале, чтобы обсудить результаты. Я слышала это обсуждение. Врачи были в явном затруднении. Что написать в заключении о смерти?

Вероятность насильственной смерти не обсуждалась, так как никаких признаков насильственной смерти обнаружено не было.

Диспансерный врач Сахарова из Академической больницы («Ляпуновки») настаивала, что у Андрея Дмитриевича была ишемическая болезнь сердца и следует написать, что он умер от острого инфаркта. Ей возражали:

– Но ведь вскрытие не подтвердило ни ишемической болезни, ни инфаркта!

Дискуссия эта продолжалась довольно долго. Папа сказал:

– Я почти не сомневаюсь, что у Андрея Дмитриевича была кардиомиопатия, хотя подтвердить или отвергнуть этот диагноз может только гистологическое исследование сердца. Кардиомиопатия может вызывать остановку сердца в результате нарушения в аппарате регуляции сердечных сокращений. Явных признаков насильственной смерти мы не обнаружили, так что я думаю, что Андрей Дмитриевич умер от остановки сердца, вызванной кардиомиопатией.

Большинство облегченно согласилось с этой формулировкой.

Мои друзья спрашивали меня потом: папа не молод, мог ли он что-то упустить во время вскрытия? На этот вопрос я отвечаю уверенно: нет, не мог. Папа был высочайшим профессионалом.

Острота его профессионального зрения и профессиональная память, сохранившиеся почти до самой смерти, поражали и меня и окружающих. Плюс к этому, у папы были совершенно несовременные представления о гражданском долге и чести.

…Домой мы возвращались ночью. В машине папа продолжал обсуждать результаты вскрытия. Его очень поразило, что вскрытие не обнаружило следов перенесенного инсульта: Андрей Дмитриевич определенно выглядел как человек, перенесший инсульт. Елена Георгиевна рассказала, что симптомы перенесенного инсульта появились у Андрея Дмитриевича после горьковской больницы: изменилась и стала нетвердой походка, изменился почерк, появились непроизвольные движения челюсти… Несколько лет тому назад, просматривая американские медицинские справочники в поисках подходящего вещества для одного из моих проектов, я наткнулась на описание группы психотропных средств, передозировка которых вызывает точно такие же, симулирующие инсульт симптомы, какие наблюдались у Андрея Дмитриевича. Не этими ли средствами «лечили» Андрея Дмитриевича в горьковской больнице?

Еще папу поразило благополучие сосудистой системы Андрея Дмитриевича, «почти как у молодого человека». Папа сказал тогда с горечью: «Если бы Андрей Дмитриевич не умер вчера, он мог бы жить еще много лет… Хотя, конечно, такое больное сердце могло остановиться в любой момент – достаточно было, быть может, случайного и несильного толчка в грудь. У Андрея Дмитриевича было «усталое сердце»…

Все препараты, взятые во время вскрытия, забрала прокуратура. Никаких сведений о результатах анализа этих препаратов папе получить не удалось. А в августе 1995 года, за несколько месяцев до смерти моего отца, в журнале «Врач» была опубликована статья одного из участников вскрытия, академика Серова, «Болезнь академика Сахарова», в которой он пишет, что гистологическое исследование подтвердило диагноз кардиомиопатии.

Академик Серов также пишет в этой статье, что «ведущее из заболеваний Сахарова – дилатационная кардиомиопатия – при жизни не было распознано». Это не совсем так. В январе 1997 года я получила письмо от Елены Георгиевны Боннэр, в котором она сообщает, что диагноз кардиомиопатии был поставлен Андрею Дмитриевичу еще при жизни американским кардиологом Адольфом Хаттером. Доктор Хаттер обследовал Андрея Дмитриевича в ноябре 1988 года в Массачусетском госпитале, одном из лучших медицинских центров Америки. Доктор Хаттер пишет в своем заключении: «…На основании данных обследования можно с высокой степенью уверенности утверждать, что Вы больны кардиомиопатией, затронувшей в умеренной степени обе полости сердца…» Американский доктор в чрезвычайно тактичной форме предложил изменить неэффективную лекарственную терапию, прописанную Андрею Дмитриевичу советскими коллегами…

Недели через две после вскрытия Елена Георгиевна приехала к нам домой, чтобы расспросить папу. Папа рассказывал Елене Георгиевне, чем болел Андрей Дмитриевич в детстве, в юности, сквозь всю его жизнь, и неизменно оказывался прав. Он поразил тогда даже меня, привыкшую не удивляться его необыкновенно высокому профессионализму.