Тьма века сего - [40]

— Скажем так, — снова не сразу отозвался Курт, усевшись поудобнее. — Тип «Грегор Харт», а если точнее — тип «молодой общительный участник событий, благодушно настроенный к следователю», гипотетически может оказаться одним из четырех подтипов. Первый — это подтип «игрок». Восторженный юный помощник, в нужные моменты глуповатый, глядящий в рот и готовый помочь, а в один прекрасный момент он оказывается предателем или соучастником.

— Подтип «Бруно» считается отдельно?

— Да, Бруно все-таки не был так уж благодушен, скорее настроен был и вовсе враждебно. Его я отношу к типу «невольный участник событий, действующий под давлением обстоятельств»; не наш случай. Второй подтип — «реальный помощник». Id est, то, как он выглядит, и есть истина. Он в самом деле может оказаться чрезмерно задорным искателем приключений на свою голову, жаждущим не столько помочь, сколько огрести этих приключений как можно больше. Впрочем, помогают такие тоже искренне… Из-за чего обыкновенно плохо кончают. Один такой пополнил список тяготящих мою совесть потерь в расследовании лет пять назад.

— Ротенбург, — кивнул Мартин. — Молодой неуёмный вояка из местной стражи, пытался помогать в расследовании, твой поклонник, погиб при задержании малефика, потому что влез, когда не просили. Читал.

— Что именно читал?

— Отчет, а что же еще?

— Наплюй, — отмахнулся Курт, услышав, как издевательски хмыкнул стриг.

— Ладно… — с заметной растерянностью согласился Мартин и предположил: — Третий подтип — это «обманутый»?

— «Добросовестно заблуждающийся», да. Вляпался в историю, введен в заблуждение истинным виновником и является в своем роде шпионом, не осознавая этого. Используется втёмную. Также случалось несколько раз за время моей службы. И четвертый подтип — просто жизнерадостный придурок. Никому помогать особенно не желает, но и не отказывается, тяга к приключениям умеренная или отсутствует, увлечения сменяются, как погода весной — внезапно и радикально, отвратительно позитивен и любит весь мир. Эти тоже частенько плохо кончают, потому как мир обыкновенно взаимной любовью не отзывается. Возможны комбинации подтипов, разумеется.

— И к какому варианту склоняешься?

— Ни к какому, — пожал плечами Курт. — Мало данных. А твоя версия?

— Помесь игрока с придурком, — уверенно предположил Мартин. — Я общался с ним трижды в свой первый приезд в Грайерц, и по итогам у меня сложилось ощущение, что чего-то он недоговаривает. Он явно нацелился попасть в Предел, причем не на пять шагов от границы, а всерьез, вглубь. Зародилось ли это желание в нем уже здесь, после случайного удачного входа, или ради этого он и прибыл — не знаю, но убежден, что такой план в его голове зреет.

— Он может оказаться также и типом «охотник» — id est, попросту изображать из себя взбалмошного солнечного идиота, играя эту роль для усыпления бдительности, но и каких-либо крамольных мыслей при том не иметь, а вовсе даже наоборот.

— И такое может быть… В любом случае, к нему стоит присмотреться.

— Это его имя у тебя там? — кивнув на исчерканный лист, прямо спросил Курт; Мартин, помедлив, передвинул табурет и пересел поближе, положив лист напротив:

— Да. Вот, посмотри.

На желтовато-серой бумажной поверхности разместились несколько прямоугольников и кругов с надписями, соединенные между собой линиями и стрелками.

— Я для себя называю это «нарисовать Луллия», — улыбнулся Мартин. — Или, как я это назову потом, когда все-таки соберусь, наконец, обсудить с Висконти, «метод Луллия». Или «логическая карта Луллия». Второе мне нравится больше, звучит как-то солидней. Я все еще испытываю эту систему, но мнится мне — я на верном пути. Это выглядит довольно наивно и, прямо скажем, по-детски, однако в последних трех расследованиях я именно так строил свои рассуждения, именно так фиксировал выводы, каковые после попадали в отчеты, и должен сказать — это вправду работает.

— Схема разумной связи? — уточнил Курт. — По Раймунду Луллию? Кое-что из макаритского учебного багажа, разумеется, вылетело у меня из головы по недостатку использования, однако подобных схем я у него что-то не припомню.

— Это не совсем она, — с заметным смущением пояснил Мартин, — идея лишь взята за основу, а я ее доработал… или напротив — упростил. Его схемы связи ведь так и остались просто забавными игрушками, он не пошел дальше и не объединил их с древом понятий[51], например, не довел дело до конца.

Курт услышал, как стриг закрыл книгу, отложил ее и приблизился к столу, заглянув через его плечо.

Вверху листа расположился большой круг с надписью «Лес», от которого шли две линии-стрелки к прямоугольникам, помеченным «Предел» и «Грайерц», также соединенных между собою линией, над которой расположились крупные q над o, многократно обведенные. От «Предела» уходили три стрелки к прямоугольникам поменьше: «Паломники», «Сгинувшие», «Минотавр». Отдельная, жирная от сильного нажатия линия вела к кругу с четко выведенным «Грегор Харт». «Паломники» соединялись с «Минотавром» линией, также помеченной вопросительными «q-o», как и пунктир, ведущий от все тех же «Паломников» к кругу с надписью «Пропавшие». Справа, соединенный обоюдными стрелками от «Предела» и «Паломников», расположился квадрат с крупными буквами «ПРИЧИНА» и еще одной пометкой вопроса. Тонкая, неуверенная линия уходила от него и к прямоугольнику «Грайерц».