Тьма египетская - [45]

Во взгляде Аменемхета зажглось едва заметное любопытство.

   — Одна пустая баклажка отыскалась на дне мешка. Но на дне баклажки я обнаружил несколько глотков своего напитка и понял, что у меня есть надежда спастись. Я выпил всё, вытряс последние капли. Подождал, пока снадобье распространится по жилам и к векам начнёт прикасаться сон. Тогда встал, подошёл к воротам и, когда Тнефахт появился за очередным собеседником Апопа, я упал прямо перед ним на землю. Я задержал дыхание особым способом в дополнение к действию моего снадобья, так что когда меня кинулись ощупывать, то сразу определили — мёртв. Меня тут же подхватили и понесли, я долго не мог понять куда, пока не услышал плеск воды и не почувствовал лёгкую качку под настилом, на который меня положили. Так пришлось мне лежать довольно долго, я слышал, что рядом со мною ещё кого-то укладывают, потом положили чьё-то, быстро остывающее тело сверху. Вашему святейшеству известно, что я человек с большим самообладанием, но тут и меня пробрал страх. Мне приходилось разговаривать с мертвецами и вызывать людей обратно из смерти, но вот оказаться погребённым под грудою мёртвых тел!

Верховный жрец наклонился вперёд и сам налил молока в чашу Ти.

   — Не знаю, сколько я пролежал так. Казалось, этому не будет конца, но конец наступает такой или иной. Тела накрыли куском ткани, и лодка, а это была лодка, большая лодка для перевозки скота, она отплыла. Судя по тому, как кряхтели гребцы, плыть пришлось против течения, значит, к «Дому смерти».

Я не ошибся. Скоро мы опять пристали к берегу.

Я внимательно прислушивался к разговорам и, когда понял, что гребцы куда-то удалились, может быть, пошли за носилками, чтобы перенести тела, я начал осторожно приподниматься, осмотрелся. Многих из тех, что лежали рядом, я сразу узнал. Это были те, кого Тнефахт уводил на свидание к Апопу. У них были сломаны шеи на азиатский манер, чтобы не проливать крови. Несколько служанок, дети, друзья Мериптаха. Зачем их было убивать, я понять не мог. Появились носильщики из «Дома смерти», меня вместе со всеми перенесли в подземный зал, где всегда лежат тела в ожидании полуночного часа. Я решил подождать, когда вокруг прекратится суета, чтобы спокойно выбраться наружу. Получилось не по-моему. Когда погасили светильники и носильщики ушли, в подземный зал спустился один человек. Он ходил от одного тела к другому и ощупывал. Сначала я решил, что это грабитель, из тех, что промышляют в гробницах и пирамидах, обирая мумии. Правда, я никогда не слышал, чтобы кому-то пришло в голову обирать ещё непогребённых мертвецов. Что у них взять? И вот этот человек подошёл ко мне. От него ощутимо пахло пивом. Но это ничего не объясняло. Стоило ему прикоснуться к моей ноге, как он тихо вскрикнул и отбежал. Он понял, что я не мертвец. Притворяться далее не имело смысла, я сел на ложе. Я думал, что этот пьяница убежит в ужасе. Но он повёл себя странно и не подумал убегать. Он начал говорить какие-то глупости: «Ну вот, ещё один. Анубис будет недоволен». Он много чего сказал подобного, я с трудом проникал сквозь пьяные слова в смысл его речений. Но проник и вот что понял. Оказывается, это был парасхит, что неудивительно, я ведь находился в «Доме смерти». Дело было в том, что за несколько часов до того, как привезти меня, прибыла ещё одна баржа. Она привезла всего одно тело, тело мальчика. Мальчик был по всему виду мёртв, но мёртв не был. Парасхит утверждал, что он-то уж в мертвецах разбирается, он-то их повидал на своём веку. Почему он считает мальчика не мёртвым, объяснить этот пьяница не мог, да я и не очень нуждался в его объяснениях.

Я решил...

   — Мериптах жив.

   — Да, ваше святейшество. Его искусали кобры в амбаре, но мой чудодейственный напиток изменил влияние яда.

   — Может ли такое быть? Укус этой змеи всегда был смертелен.

   — Нет-нет, я знаю... мне известны способы, как ослабить действие змеиного яда, мне известно целое племя чёрных людей, что переносят укус кобры легче, чем...

Аменемхет встал и отодвинул полог палатки. Солнце уже полностью впиталось в плоть пальмовой рощи. Ти тоже встал и выглянул из-за плеча верховного жреца.

   — Время ещё есть. До полуночи далеко. Этот парасхит мне пожаловался, что ему никто не верит, все считают, что он пьян и бредит, когда говорит, что привезённое тело всё же живое.

Верховный жрец резко повернулся к Ти. Тот пощипал бороду.

   — Я зарезал его, ваше святейшество, чтобы он больше никого не смущал своими разговорами. И оттащил мальчика в самый дальний угол нижнего зала. Когда дойдёт очередь до его тела, Мериптах уже будет в наших руках.

   — Са-Амона ко мне! — приказал Аменемхет.

18

До ограды города мёртвых было ещё несколько сот локтей, но Са-Амон велел причаливать. В незапамятные времена здесь перевернулась баржа, перевозившая каменные блоки. Они не затонули на мелком месте, и получилось что-то вроде разломанной на большие ломти набережной. Лодка, из тех, что именуются в Верхнем Египте «птицами», работая в четыре весла, да ещё подгоняемая течением, просто пропорхнула тёмный водный путь от Львиного канала до этого места, так что гребцы даже не успели утомиться. Двоих молчаливый посланец Аменемхета оставил в лодке, с двумя другими поспешил к рисующейся на фоне звёздного неба высокой стене. Лунная ночь была для него прозрачна, как полдень. Призрачно, но ярко освещённое пространство хотелось миновать как можно скорее. Предосторожность имела смысл. Мемфис не спал. Обычно наступление темноты прекращает всякую жизнь в египетском городе, но только не в такой праздник, как Новый год. Остатки трёхдневного веселья ещё тускло шевелились в разных концах старой столицы. Заинтересованно лаяли собаки, пробегали цепочки факелов. Судорожно заржала лошадь. Не спала и река. Впрочем, всякому, кто отваживался пускаться по ней в ночное время, становилось ясно, что она не спит никогда. И вдоль, и поперёк крокодильего потока в каждое мгновение кто-то устремлён, и цели ночных лодочников или загадочны, или преступны. Это может быть и вор, от голода спешащий из верхнего города в деревню с краденым телёнком, а может, и жуткий могильный грабитель.