Тьма египетская - [163]

Мериптах отрицательно помотал головой, продолжая при этом всё же смотреть в сторону лепестка, жирно очерченного высокой кирпичной стеной.

70

Воталу-бимес стоял у окна и рассматривал камешек, схваченный специальными узенькими щипцами, держа их против света. Прищуренный глаз рождал впечатление неприятной озабоченности. Хирург хмуро беседовал сам с собою и с камешком, шевеля толстыми губами.

Сетмос поздравил его с наступлением нового утра, несомненно наступившего благодаря усилиям божества, имя которого входит в состав его собственного имени. Воталу угрюмо хрюкнул, не отрываясь от своего одноглазого занятия.

Сетмос помялся, не умея объяснить себе тон хирурга — то ли свойственной ему в иные дни мрачноватой неприветливостью, то ли вчерашним злым вином. Был один проверенный способ смягчить настроение соседа — проявить интерес к его работе.

Оказалось, Воталу добыл сегодня на рассвете этот камень из тела доставленной к нему женщины. Она долгое время жаловалась на трудности с извержением мочи, и трудности эти привели к тому, что она стала на край гибели и даже молила о смерти, видя в ней избавление от невыносимейших болей. С помощью своих изумительных инструментов Воталу проник в область наибольшей боли, и вот что он там обнаружил.

Хека осмотрел находку, стараясь на неё не смотреть. И спросил, в чём же печаль собрата учёного, если операция прошла столь удачно и причина мочевой хвори открыта. Собрат мощно поморщился. Тут вот в чём было дело — он-то сам отныне точно знает, что является причиной болезней, связанных с испусканием жидких отходов организма. Это они, маленькие камешки, очевидно, проникающие в организм при неосторожном питании. Всем ведь известно, что простые люди слишком жадно поедают после трудового дня свою кашу, в которой среди зёрен эммера легко может затесаться такой вот маленький неприметный мучитель. Надо как следует смотреть за провеиванием зерна перед отправкою в котёл. При больших хозяйствах, во всех устроенных имениях надо учредить должности особых писцов, кои бы следили за поварами на этот счёт. Что касается случаев, когда болезнь зашла уже далеко и канал сделался закупорен, он рекомендовал бы простое переворачивание больных на голову и встряхивание, что по всей логике должно несомненно приводить к облегчению, хотя бы временному.

— Отчего же остаётся недовольство, когда достигнут такой успех?

Воталу сказал, вздохнув и опустив руку со щипцами, что ему-то всё ясно, но другие могут усомниться. И будут с точки зрения строгого знания правы — женщина-то умерла. Вот если бы ей сделалось очевидным образом легче после удаления, тогда можно было бы говорить об успехе.

Сетмос понимающе кивнул. Теперь раздражение друга ему понятно, а то он было подумал, что виной всему вчерашнее их застолье, а именно жуткий напиток, выпитый накануне. Он лично грешит на тот второй кувшин, что откупорил из своих запасов.

Воталу сказал, что к вину у него претензий нет, а есть небольшая претензия к поведению высокоучёного собрата.

С какого-то момента, когда, по его мнению, ещё не наступило время для неподобающих выходок, он вдруг вскочил и убежал.

   — Ага. А у собрата Воталу, значит, не было таких позывов?

   — Ни в малейшей, видит Сет, степени.

   — И ничего не произошло с глазами?

   — А что могло произойти с глазами?

   — Сирень не казалась жёлтой, а небо красным?

Воталу только почмокал губами в ответ.

   — И дорожки сада игриво не петляли, одаривая волнами ни на что непохожих по своей свежести ароматов? И мостики не выгибали услужливо дрожащие от наслаждения спины, давая возможность взлететь над живыми, сине-серебряными ручьями? И не попадались по дороге удивительные женщины со струящимися фигурами и птичьими голосами? И не вздымалась над ним до самого оранжевого неба состоящая из чёрных и бледных квадратиков стена, населённая наверху рогатыми, многорукими, но удивительно добрыми существами, которые умели свисать оттуда сверху и почти что дышать в лицо?

   — Так ты дошёл до стены? — задумчиво сказал Воталу. Но почему два неба? Красное и оранжевое.

Сетмос-Хека уверил его, что было ещё три или четыре, но просто он не знает названия этих цветов.

Воталу думал долго и честно и сказал, что ничего из перечисленного собратом Сетмосом не видел. И даже ничего отдалённо похожего. Хека задумчиво кивнул, и по выражению неприятного его лица можно было подумать, что он доволен ответом. Дух исследователя, глубоко сидевший в хирурге, побудил его задать целый ряд вопросов в ответ на вопросы повелителя запахов, но не успел. В помещении потемнело И без того узкий оконный проем заслонила чья-то голова.

Черты лица были неразличимы, но по одним лишь очертаниям можно было сделать безошибочный вывод.

Бесора!

Располагаясь спиной к свету, она как бы излучала своим обликом темноту и неприятную, неосвежающую прохладу. Учёные мужи не успели ничего спросить. Она сама сообщила, что ей потребен повелитель запахов. Воталу, не скрываясь, вздохнул с большим облегчением, что потребен не он. А когда зашёл в свою мастерскую, шумно задвинул засов на закрытой двери.

71

На берегу не нашлось удобного места для генеральского стана и Яхмос остался на «Тельце». Не всё ли равно, где раздражённо расхаживать: по пыльному земляному пятачку перед походным шатром или по корабельной палубе. Донесения летели к нему, как птицы, и в клюве каждой было отравленное зерно. Полки тупо топтались, неуверенно подползая к стенам Дендеры. «Стремительные в Фивах» завязли на топком перешейке между старыми каналами, «Пустынные львы» одною лапой влезли в засаду в тамарисковой роще и оставили там половину когтей, «Летящие стрелы», потрёпанные ещё у предыдущей цитадели, не знали, как переправиться через искусственные пруды у северной стены — гиксосы сожгли горящими стрелами лодки местных рыбаков.