Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - [48]

. Даже по омерзительным стандартам Нефтяного региона место пользовалось дурной славой. «Каждое второе заведение было питейным, – отмечал один журналист. – Можно с уверенностью утверждать, что здесь выпивают больше дешевого спирта, чем в любом другом городе мира таких же размеров»⁴⁰.

Одним из свидетелей безумия Питхола была наблюдательная восьмилетняя девочка Ида Минерва Тарбелл, жившая в десяти милях (ок. 16 км) от Русевилла и видевшая орды нетерпеливых мужчин, спешивших в город экономического бума. Ее отец построил там мастерскую по изготовлению цистерн для нефти и сделал самые быстрые деньги за всю жизнь. К сожалению, бурлящие золотые дни Питхола продлились недолго, за несколько лет его скважины опустошили пожары и перепроизводство. Прежде чем город окончательно вернулся к тихой жизни среди лесов, люди начали копаться в мусоре. За шестьсот долларов отец Иды Тарбелл купил роскошный отель «Бонта-Хаус», сооруженный за шестьдесят тысяч несколькими годами ранее, разобрал его на доски, забрал двери и окна и построил дом для семьи Тарбелл в Титусвилле. Величие города поблекло, и к 1874 году Питхол насчитывал всего шесть избирателей.

Если оглянуться назад, можно сказать, что Питхол был сказкой, предостерегающей о крушении надежд и обманчивых грезах и возрождающей страхи о недолгом веке отрасли. Но в январе 1865 года его появление предполагало, что существует множество еще не открытых месторождений нефти и, вероятно, эта ситуация стала катализатором, ускорившим разрыв Рокфеллера с Кларками. В расставании проявился классический Рокфеллер: он медленно и незаметно заложил фундамент, затем действовал молниеносно, сбивая противников с ног. В январе Морис Кларк вскипел от ярости, когда Рокфеллер попросил его подписать очередной чек. «Мы взяли слишком много ссуд на это нефтяное дело», – сказал Кларк. Рокфеллер, не теряя присутствия духа, резко ответил: «Мы продолжим занимать всякий раз для надежного увеличения таким образом нашего дела»⁴¹. Пытаясь устрашить Рокфеллера, братья Кларки угрожали распустить товарищество, что требовало единодушного согласия всех компаньонов.

Полный решимости освободиться от Кларков и торгового предприятия, Рокфеллер выяснил мнение Сэма Эндрюса без свидетелей и сказал ему:

«Сэм, мы успешны. Перед нами будущее, большое будущее. Но мне не нравится Джим Кларк и его привычки. Он распутный человек во многих отношениях. Он спекулирует на нефти. Я не хочу, чтобы это предприятие было связано с игроком. Что, если я приму их предложение в следующий раз, когда они пригрозят распустить фирму? Что, если я с успехом выкуплю их долю? Ты присоединишься ко мне?»⁴²

Эндрюс согласился, и они скрепили сделку рукопожатием.

Через несколько недель, как Рокфеллер и рассчитывал, у него возник спор с Морисом Кларком, и тот угрожал распустить товарищество. «Если так ты хочешь поступать, мы лучше разойдемся, и веди свои дела, как считаешь нужным», – предупредил Кларк⁴³. Рокфеллер действовал быстро, чтобы осуществить свой план. 1 февраля 1865 года он пригласил компаньонов домой и решительно изложил политику быстрого расширения нефтеперегонного завода – линию поведения, как ему было известно, не приемлемую для Кларков. Сыграв прямо на руку Рокфеллеру, Джеймс Кларк попытался запугать его. «Лучше, если мы разойдемся», – заявил он⁴⁴. Сообразно с соглашением о товариществе, Рокфеллер потребовал, чтобы каждый заявил публично, что поддерживает прекращение деятельности, и Кларки ушли, полагая, что усмирили Рокфеллера. Он же побежал в контору «Кливленд Лидер» и поместил объявление в утренней газете о закрытии товарищества. Кларки были поражены, увидев заметку. «Ты действительно имеешь это в виду? – спросил Морис Кларк, не веря своим глазам. До этого он не осознавал, что Рокфеллер заручился поддержкой Эндрюса. – Ты действительно хочешь разойтись?» «Я действительно хочу разойтись», – ответил Рокфеллер, который за предшествующие недели заручился поддержкой дружески настроенных банкиров⁴⁵. Было решено продать фирму на аукционе тому, кто даст больше.

Даже будучи молодым человеком, Рокфеллер действовал в кризисе крайне собрано. В этом отношении он был прирожденным лидером: чем больше волновались окружающее, тем спокойнее становился он сам. Во время аукциона Кларки привлекли адвоката, а Рокфеллер, показывая свою непревзойденную уверенность, представлял сам себя. «Я считал себя способным справиться с таким пустяшным делом», – рисовался он⁴⁶. Адвокат Кларков выступил аукционистом. Торг начался с пятисот долларов, цена быстро поднялась до нескольких тысяч долларов, затем медленно дошла приблизительно до пятидесяти тысяч – уже выше, чем Рокфеллер оценивал предприятие по переработке. Так как аукцион стал поворотным моментом на его пути к господству в промышленности, процитируем его воспоминание об этом историческом моменте, то, как он сам об этом рассказал в своих мемуарах:

«Затем дошло шестидесяти тысяч долларов и потихоньку добрались до семидесяти тысяч долларов. Я уже начинал опасаться, что не буду в состоянии купить дело и, главное, не наберу денег для расчета. Наконец, противники дают семьдесят две тысячи. Я немедля крикнул: семьдесят две пятьсот! Тогда Кларк сказал: «Дальше я не пойду, Джон: дело за тобой!» «Надо ли немедля чек на всю сумму?» – спросил я. «Нет, – ответил Кларк, – я тебе эту сумму поверю; устраивайся, как тебе удобно»