Тишина всегда настораживает - [41]

В двадцати пяти километрах отсюда кончается наша страна. Далее, в пределах досягаемости артиллерийского огня, начинается земля противника. До нее вряд ли дальше, чем до места жительства матери. При восточном ветре можно было бы слышать звуки выстрелов.

* * *

Однажды вечером Шпербер и Эдди остались одни в комнате. Эдди рылся в ящике столика. Он хотел вновь взглянуть на мышей.

— Как они там выглядят, Эдди?

— Хорошо.

— Сколько их сейчас?

Эдди вместо ответа спросил:

— У тебя остался хлеб?

Шпербер достал банку из шкафа:

— У меня есть остатки сыра с субботы.

— Они сейчас получают только хлеб.

— А это много?

Эдди нервничал. Казалось, мышиное заведение приносит ему немало забот.

— Стаканы каждый день полны, — сказал он.

— Полевые мыши размножаются быстро? — спросил Шпербер.

— В мышеловке, во всяком случае, это происходит медленно.

— Все пойманные в бочке?

— Да. Но все же размножаются они как саранча. Несмотря на голод. Один выводок уже бегает. А я не могу всех занять.

— Что?

— Мыши крутятся на месте, если им не приходит ничего иного в голову. Им нужно работать.

Они подошли к бочке.

Эдди посветил внутрь карманным фонариком. Он проделал в бочке второе смотровое отверстие. Внутри все кишело большими и маленькими мышками. Шпербер заметил неподвижные тела:

— Уже подохли.

— Коклюш. Некоторые в последнее время хрипели и кашляли. Может быть, это было что-то нервное или еще что-либо.

— Что-то случилось, — промолвил Шпербер. Эдди спустил внутрь кусок тряпки.

— Ну, давай!

У конца тряпки собралась куча мышей.

— Бегом! Марш! Первые уже лезут. Мне нужна лишь одна. — Он схватил одну. — Ищешь работу? Пойдем.

В кустах висела пустая консервная банка. Крышка и дно в центре были проткнуты велосипедной спицей. Образовавшаяся таким образом ось укреплена в развилках сучьев куста.

— Открой крышку банки, Йохен!

Шпербер двинул крышку по спице. Стены банки были снабжены, узкими прорезями, которые служили как бы ступеньками. Эдди сунул мышь внутрь банки и вновь закрыл крышку. Банка начала вращаться.

— Ножной тренажер, — сказал он. — Их можно сделать сотни, но мне не нужно больше. Покорми мышей консервированным хлебом. Здесь открывалка.

Шпербер открыл банку. Он раскрошил хлеб и бросил его в бочку. В свете карманного фонаря увидел, как изголодавшиеся зверьки, попискивая и торопясь пробраться к корму, сбились в клубок.

Он смотрел затаив дыхание, как все новые и новые тела добавлялись к шевелящейся куче, как находившиеся внизу мыши вдавливались в хлеб и уже не могли его есть, как шкурки краснели от крови, как некоторые медленно отползали в сторону. Три уже были без движения. А остальные тем временем искали корм, продолжали жрать…

Эдди лежал, прислонившись спиной к камню. На его животе пристроилась мышь. Он разговаривал с нею. Подошедший ближе Шпербер увидел, что зверек за шею привязан к нитке, которую Эдди держал в руке. Мышь казалась упитанной, была почти круглой.

— Она не кусается? — спросил Шпербер.

— Она меня лижет. Получает вдоволь пищи, отдельное помещение, спит на хлебе. Два метра свободного пространства для движения. Тусси упитан.

— А почему ты его предпочитаешь другим?

— Я люблю животных, ты должен это знать.

— А как же остальные, те, что в бочке?

— Это процесс воспитания, мой дорогой. Скоро они будут у меня брать корм из рук. Но пока они должны поголодать. Не правда ли, Тусси? Если я их потом выпущу, у них должно будет здесь что-то произойти, — Эдди постучал пальцем по лбу. — Тусси когда-то был упрямый, а сейчас стал ручным.

— Ты, наверно, скоро снимешь с него поводок.

— Пока нет. Тусси нужно теперь защищать от диких полевок. Он теперь домашнее животное. Инстинкт у него потерян.

12

Борта грузовика откинулись. Солдаты соскочили и построились.

Перед стрельбищем развевались красные флаги, предупреждающие об опасности. Осторожно, передвигаться лишь по проверенным дорогам. Опасно для жизни! Они шли отделениями. Впервые за время основного курса обучения им предстояло стрелять боевыми патронами. Стоять смирно было трудно. При движении в ногу солдаты спотыкались. Они в составе отделений шли на стрельбище.

Трава скошена, как на площадке для игры в гольф. Ни кустика, ни деревца. Линии огня отделены друг от друга земляными валами. Поперечная дамба сзади больше боковых насыпей на много метров. Внизу они состоят из песка и земли, наверху из кряжей со срезом, направленным вперед. Далее видна высокая толстая стена из клинкерного кирпича. Сотни тысяч пуль задержаны этими валами. Внизу, у их подножия, множество штанг, и между ними укреплены квадратные мишени: человеческая голова в шлеме над срезом стены.

— В этих траншеях многие поколения германских солдат учились стрелять, — проговорил унтер-офицер, которого вместе со Шпербером послали в укрытие, чтобы показывать попадания. Они располагались в бункере, из которого управляли мишенями и сообщали результаты стрельбы по телефону. Для этой цели они забрали с собой полевой телефонный аппарат. Под мышкой унтер-офицер держал рулон бумаги. Он подвел Шпербера и двух других солдат к железной двери, открыл ее, и они вошли в сырое, похожее на туннель помещение длиной метров в двадцать. Через узкие амбразуры внутрь проникали косые лучи дневного света. Унтер-офицер закрыл за собой дверь на засов.