Тираны. Страх - [46]

Отчаяние охватило войско, но Иван горячо воззвал к братии, уверив — Бог на стороне русских, невзирая на колдовство врага. Курбский, едва сдерживая горячего коня, дожидался сигнала к наступлению. Лицо его было бледно от ярости, ноздри трепетали, пальцы сжимали рукоять меча, а глаза, утратив обычную веселость, полыхали холодным разноцветьем.

«Господи, о твоем имени движемся!» — воскликнул царь Иван.

Взревели трубы, и загремели барабаны, колыхнулось и потекла людская лавина в сторону рвов и хорошо укрепленных стен…

Не одну неделю длилась осада Казани. На стенах города кружились в диких плясках татарские ведьмы, визгом и ворожбой подбодряя своих лучников. Под стенами же дни и ночи шла беспрестанная работа — слушая указания инженера-немца, русские совершали подкоп и закладку взрывчатой смеси.

В решающий день Иван, стоя у порога походной церкви на холме, обнял Курбского и заглянул ему в лицо. Теперь сомнений у него не оставалось — стало ясно, что вещицы не только холодят кожу, но и меняют цвет глаз. Царь и его воевода всматривались друг в друга, словно увиделись впервые.

«Твои глаза, государь…» — растерянно произнес Курбский.

Иван без лишних слов вытянул из ножен меч и поднес его к лицу друга. Тот впился взглядом в свое отражение, затем вопрошающе взглянул на царя.

«Знак Божий, — кратко пояснил Иван. Подумал и добавил: — На обоих нас. Делай свое дело, Андрей. А я займусь своим. Так победим!»

Курбский поклонился. В сопровождении нового оруженосца, выделенного ему лично царем, — огромного и могучего стрельца Омельяна Иванова, которого государь помнил со времени московского бунта, — князь зашагал в сторону ожидавшего у подошвы холма войска.

— Омелька! — окрикнул царь.

Богатырь замер и обернулся, приложил руку к широченной груди.

— За князя головой отвечаешь! Живому помогай, а павшего не бросай среди разбойников!

— Государь, дух испущу, а приказ твой исполню! Мертвым стану — а князя все равно беречь буду! — ответил ему гулким басом стрелец.

— Ступайте! — махнул рукой Иван.

Курбский и оруженосец поспешили вниз.

Царь обернулся к Адашеву. Исполнительный окольничий уже держал наготове небольшой тряпичный сверток с торчавшими из него тонкими птичьими лапками. Быстро размотав лоскут, достал распушившего серый хохолок жаворонка. «Чирр-к, чирр-к, чр-рик!» — сердито выкрикнула птица и завозилась в ладонях Алексея.

Иван склонился над ней, пристально посмотрел в маленький темный глаз. Кивнул Адашеву и скрылся за пологом церковного шатра. Опускаясь перед походным складнем, услышал легкий хлопок — это жаворонок взмыл из рук Адашева в осеннее небо. Заставляя птицу подниматься все выше и выше, царь оглядывал открывшийся ему сверху неприятельский город. Даже издалека татарский кремль вызывал невольное уважение своей мощью — глубокие рвы с юго-востока и блестящий на солнце рукав Казанки с запада, стены в несколько саженей толщиной из камня и бревен, с четырьмя проездными башнями, мурованные мечети и сам дворец казанского царя, словно крепость в крепости.

Зависая в прохладной вышине, Иван наблюдал, как колышется лавина войска, ожидая наступления.

Взрыв, громыхнувший под Алтыковыми воротами, взметнул в воздух месиво из земли, камней, людей и бревен. Тугой горячий воздух опрокинул стоявшие поодаль передние ряды царских полков. И тут же рвануло на другом конце посада, у Ногайских ворот, да так мощно, что висевшего высоко жаворонка швырнуло в сторону — словно мальчишка наподдал по тряпичному мячику. Иван едва совладал с обезумевшей от страха птицей и, когда полет ее выправился, увидел, что в дымящие проломы текут людские потоки. Ертоульный, Передовой, Сторожевой полки ворвались в посад, начались уличные сражения. Под тучами стрел царские войска добрались до кремлевских стен, угодив под лавину сброшенных на них камней и бревен, а следом хлынули на их головы потоки кипящего вара… Где-то там внизу вел за собой людей бесстрашный князь Андрей Курбский. Иван, стоя перед иконами и одновременно не выпуская из подчинения птицу высоко над сражением, испуганно подумал — не знает ведь он доподлинно, насколько хорош в защите Павлин. От клинков, копий и стрел уберегает, пищальные пули тоже должен отводить, но вот насчет летящих с высоты деревянных колод или камней размером с теленка ничего не известно…

…От воспоминаний о военном походе царя отвлекли грубые выкрики.

Возок остановился, и в дверном проеме возник соскочивший с коня Малюта, протянул лапищу в рукавице, заурчал по-медвежьи:

— Государь, дальше никак не проехать. Разве что верхом.

Иван недовольно выглянул наружу.

Впереди виднелась деревянная церквушка. Прилегающая к ней площадь была забита людьми, согнали со всего посада.

Улицу перегораживало несколько груженных под завязку дровней. Из-под задравшейся рогожи торчали руки со скрюченными пальцами и ноги — в обмотках, валенках или босые. Некоторые сани были укрыты полностью, вымазанная в крови ткань выпукло круглилась, будто под ней свалены в кучу капустные кочаны.

Прихватив посох, царь вышел из возка и мрачно огляделся.

Опричники возились с незапряженными дровнями, тянули за оглобли, пытаясь высвободить путь.