Тиран - [48]

Гул удивления пронесся среди присутствующих, кое-кто выругался. Гелорид невозмутимо продолжал:

— Я никогда не встречал его прежде, но мне было известно, что он — храбрый воин, один из самых мужественных в городе.

Снова раздалось недовольное мычание. Но на сей раз ему вторили многочисленные радостные возгласы. Это с амфитеатра, где сидели собравшиеся, подавали голос члены Братства.

— Я знаю, почему некоторые из вас протестуют, — снова заговорил Гелорид. — Дионисий пошел против своей родины, участвуя в злополучном заговоре Гермократа, но, прошу вас, постарайтесь его понять. Кровное родство, любовь к своей супруге и восхищение тестем, долгие годы преданно служившим городу, толкнули его на безумный поступок. Он понес жесточайшее наказание: его дом разорили, жену, столь любимую им, изнасиловали и убили. Не кажется ли вам, что он сполна заплатил за свои ошибки, хотя уже его юный возраст и неискушенность служат достаточным оправданием его поступка? Конечно же, он избежал смерти не случайно, но по воле богов, и он при мне признал свою вину. Я поверил ему и усыновил его, а теперь прошу вас, граждане и представители власти: примите его к себе, восстановите его право голоса в этом собрании и право занять свое место среди воинов, готовых к сражению. На горизонте маячит угроза новой войны, и городу нужен каждый из его сыновей, особенно самые отважные.

Этими словами Гелорид завершил свое выступление. Тотчас же завязалась ожесточенная перепалка между противниками и сторонниками воскресшего Дионисия. В тот день в Народное собрание явились все до единого члены Братства, своим числом им удалось сначала осадить наиболее активных врагов, а после и вовсе заставить их замолчать. Слышны были только крики:

— Это справедливо! Дионисий — герой.

— Он — жертва, а не преступник!

— Нам нужна его храбрость!

— Верните ему его права!

Последнее слово в этом вопросе оставалось за советом, который собрался на закрытое заседание под портиком у подножия амфитеатра.

— Мы не можем принимать решение под давлением, — заявил Дафней.

— Ты прав, — ответил один из советников. — Слишком шумно, кроме того, очевидно, что сторонники Дионисия пытаются запугать отдельных граждан, чтобы те не высказывали своего неодобрения.

Говорившего звали Демонакс, он был родственником одного из тех, кто сгорел заживо в доме возле порта.

— Мне так не кажется… — начал Эврибиад.

Демонакс резко обернулся к нему, словно не веря своим ушам.

— Как это тебе не кажется? Да ведь и слепец бы увидел, что творится в этом собрании. Меня удивляет, что это говоришь ты, находившийся среди наиболее горячо выступавших за смертный приговор для Дионисия в случае его поимки.

Панкрат, в свою очередь, попытался поддержать товарища:

— Все меняется. Только камни, видит Геракл, не меняются. События приняли такой оборот, что…

— Какой оборот? Жестокий убийца, чью личность нетрудно угадать, расчленил и сжег заживо около десяти человек. Скажу вам больше: если вы продолжите столь нелепо упорствовать, я попрошу провести в отношении вас официальное расследование. Столь внезапные перепады настроения вызывают у меня подозрения.

Положение становилось тяжелым, и Панкрат постарался занять наиболее приспособленческую, выжидательную позицию, так чтобы ее могли бы разделить его коллеги и в результате задержалось бы принятие решения о возвращении Дионисия в ряды граждан и в состав армии. Но Эврибиад потихоньку толкнул его локтем, взглядом указывая на что-то в верхнем секторе амфитеатра. Панкрат заметил в глазах товарища паническое выражение, поднял взгляд на колоннаду и невольно вздрогнул: на одной из колонн висела комическая театральная маска, та самая, что скрывала лицо таинственного незнакомца, говорившего с ними на равнине к югу от Катании.

Гротескная саркастическая ухмылка маски со всей ясностью напомнила им заключенный договор — неписаный, но от этого не менее обязательный к исполнению. Панкрат вздохнул, многозначительно переглянулся с товарищем и погрузился на какое-то мгновение в молчание. После чего, не слушая Демонакса, с воодушевлением продолжавшего свою обвинительную речь, что-то шепнул Эврибиаду.

Тогда тот встал и обратился к собранию со следующими словами:

— Незачем откладывать решение давно назревших проблем. Лучше сделать это сразу. И чтобы не оказаться вновь в столь же двусмысленной ситуации, что создалась на данный момент в Народном собрании, прошу совет проголосовать немедленно и тайно.

— Поддерживаю, — согласился Панкрат. — Так будет лучше.

Никаких причин возражать против довольно распространенной процедуры выдвинуто не было. Решение о возвращении Дионисия приняли с перевесом всего в один голос, и Демонакс с нескрываемым негодованием покинул совет.

Дионисий получил известие о случившемся от самого Гелорида, но приемный отец посоветовал ему некоторое время не участвовать в заседаниях Народного собрания, чтобы не провоцировать возникновения стычек и беспорядков, ответственность за которые его противники могли бы возложить на него.

Он появился в городе, только когда обрел уверенность в том, что Братство обеспечило ему благосклонность подавляющего большинства в Народном собрании, одних убедив по-хорошему, а других припугнув.