Тир-на-нОгг - [10]

* * *

— Это было семь лет назад. И с тех пор вы держали его взаперти.

— Он не должен был рассказывать тебе о куче вещей, — сказала Бенедикта. — Материал о нанотехе семь лет назад был еще секретным.

— Я, конечно, отправился прямо к вашим конкурентам и пересказал им все, что он выболтал мне, вот почему я сейчас такой богатый.

Мы сидели в нашем номере отеля. Она — на постели, а я на моем спальном мешке на полу, глядя на нее снизу вверх, что весьма мило суммировало наши взаимоотношения.

— Знаешь, он был голый, — сказала она, глядя поверх меня в окно.

— Извини, что?

Она посмотрела на меня.

— Хей. Он вывел из строя видеосистему в Грантбридже, но у нас были еще камеры, установленные так, что он не мог до них добраться, поэтому у нас есть одно его фото, когда он выходит наружу. Кроме оранжевого парика, он был совершенно голым.

Я уставился на нее.

Она склонила голову ко мне:

— Есть идеи по этому поводу?

Я обнаружил, что улыбаюсь:

— Он расстраивался, что лысеет.

Бенедикта вздохнула. Идиот Мартышка. Клоун Мартышка. Не стоит брать его всерьез.

— Вот так мы узнали об экранах. Мы смогли вычислить их присутствие из того, что произошло, синтезировать сценарий событий, но фотография это окончательно подтвердила. Он прикрыл париком провода, маленькие коробочки и бог знает, что еще. Парик мы потом нашли на дереве в двух милях от дома.

— Значит, он не был голым. — Я подтянул колени к груди. — Парик, провода, маленькие коробочки. Теперь, когда ты обо всем этом сказала, то кажется, что он был одет даже слегка излишне.

Он посмотрела на меня целую секунду, потом перевела взгляд на тыльную часть собственной ладони и небрежно спросила:

— Почему ты бросал трубку, когда он тебе звонил?

Я поднялся, прошел в угол комнаты и включил маленький чайник.

— Причин тьма.

— Голос звучал отчаянно.

— Да он был пьян, Бенедикта. Он был вдребезги пьян, он не побеспокоился связаться со мной в течении семи лет, Луиза и я проходили сквозь черную полосу в жизни, и в школе у меня было по-настоящему паршивое время. — Я пожал плечами. — Я надеялся, что он перезвонит, но он не перезвонил.

— А ты сам не пробовал с ним связаться?

— У меня не было его номера.

Она покачала головой:

— И вы называли себя друзьями.

— Помнится мне, что ваши парни из секьюрити не позволяли ему давать свой телефонный номер.

— Хей никогда не казался мне человеком, который поступает точно, как ему сказано.

Руки в карманах, я примостился на подоконнике. Снаружи прямо за стеклом птицы устраивались на телефонных проводах, раздувая свои маленькие сердечки вечерними песнями. Я мимолетно подумал, не одолжит ли мне Бенедикта свой игольчатый пистолет, чтобы смести этих маленьких сукиных сыночков прочь.

— Ты знаешь, что он сильно пил? — спросила она.

— Он всегда сильно пил, даже когда занимался в спортклубе. И не надо мне говорить, что он просто сошел с катушек. Он всегда был несколько маниакально-депрессивным. — К моему ужасу, она откинула голову назад и залилась смехом. На удивление гнусным смехом. Я примерно в равной пропорции был удивлен и раздражен. — Рад, что ты находишь это таким забавным.

— Маниакально? — смеялась она. — Твой друг не был маниакально-депрессивным. Он просто настоящий маньяк.

Я смотрел на нее, пока она не перестала смеяться. Когда чайник закипел, я выдернул его из розетки.

— Ты действительно не имеешь понятия, что случилось с Хеем после того, как ты видел его в последний раз, Мартышка?

— Я пытаюсь вдолбить в тебя это целыми неделями.

— Ты знаешь, что такое био-ROM?

Я закрыл глаза:

— Ах, ублюдки.

— Аналог программируемой памяти на РНК в соединении с прямым нейральным входом, — без всякой необходимости пояснила она. — За вечер можно выучить новый язык. Хей пользовался био-ROM с ужасной силой, изучая целые разделы техники. Врачи в Грантбридже предупреждали его, но он не желал останавливаться, заказывая их один за другим и по восемь часов кряду подключаясь к обучающей панели.

— И вы ему позволяли. — Ах, стерва, ты позволяла ему доводить себя до сумасшествия…

— Он говорил, что это в интересах его работы, — сказала она с невинным удивлением в голосе, что я вообще могу думать иначе.

На меня навалилась громадная усталость. Я бросил в пару кружек пакетики с чаем. В кружку Бенедикты я бросил также с полдюжины снотворных таблеток, которые держал в кармане именно для такого случая. Они упали на чайный пакетик без всякого шума. Теоретически с этими таблетками невозможна передозировка, однако прямо сейчас мне было все равно, умрет она или нет. Я налил кипяток в кружки, и таблетки растворились почти сразу. Без цвета, без запаха и без вкуса. Ловкость рук. Я подумал, знает ли Бенедикта, как сильно я интересовался любительской магией, когда был мальчишкой.

— Никто не понимал и половины того, что он говорил или делал, — сказала она, мягко сетуя. — Как-то раз он заказал пятьсот каучуковых деревьев. Заражал их сверхпроводящей бактерией. Большинство, конечно, засохли.

— Такова технология, Бенедикта, — сказал я, пытаясь побороть свой гнев и думать ясно. Я долил молока в чай. — Хей просто млел от техники. — И здесь я застыл в остолбенении, потому что растворенные таблетки свернули молоко в кружке Бенедикты.