Типичный Петров - [7]

Нервы мои, в общем, не против, они мне говорят: давай отдохнем, расправимся, и чего это ты как неродной? Но я-то хочу совсем другого, и это другое ты унесла с собой, а потом увезешь в Новгород, и никогда я его не увижу.

Уходить сразу – как-то неприлично. Сажусь, продолжаю распитие.

Сладенькая музычка вползает в наступившую темноту, я вместе со всеми то быстро дергаюсь, то медленно обнимаюсь. Но вдруг так заныло, заболело внутри, в глубине, что я, успев пробормотать Толе: “Старик, я чтой-то не в форме”, спускаюсь на свой этаж и, не в силах даже в душ заглянуть, бросаюсь грязный в свежую постель. Хорош: испортил компанию, подвел товарища-питерца – и все из-за какой-то надменной особы с непонятными закидонами…

– Закидонов никаких не было, ушла я по причине, проще которой нет ничего на свете, но которую в первый день знакомства не совсем удобно оглашать. А Толя тогда, между прочим, без тебя прекрасно обошелся…

– Так что же, он, что ли… С обоими, с обеими то есть?

– Я этого НЕ говорила!

– Не говорила, но сказала… Ладно, в чужую личную жизнь больше не вмешиваюсь – своей теперь хватает с избытком.

Следующее утро оказалось уже довольно пасмурным, да и женщина в белом обернулась женщиной в черном. За завтраком мы не пересеклись, а на семинаре как увидел я тебя в темных одеждах, так опустилось все. Я это переодевание воспринял как решительное “нет”.

– Да, в контактологии ты немного смыслишь. Не могла же я ношеное белое на второй день надеть. Произвела на тебя впечатление – и достаточно. А черный цвет был знаком обреченности. Чувствовала я, что вечером мне никуда от тебя не деться. Личность еще как-то сопротивлялась, спорила, а женщина во мне уже покорилась неизбежности. И стала мысленно искать в тебе хорошее.

– И это, наверное, почувствовал, говоря по-твоему, мужчина во мне.

Он понемногу смелел и настраивался все решительнее – в то время как бедная моя душа продолжала нервничать и сомневаться.

Семинар заканчивается скромным празднеством. Мужчина окружает женщину неотступным вниманием, словно опасаясь, что она снова исчезнет, ускользнет. Губы женщины все больше и больше расправляются в улыбке, приобретая форму, готовую для поцелуя. Мужчина уже готов сделать это публично, но женщина тактично удерживает его, совершенно откровенно говоря: “Для поцелуев нам лучше найти другое место”.

Господи, как просто все дальше идет с тобой! Приходим в мой номер, который я уже успел возненавидеть, а теперь прощаю ему предыдущую, одинокую и мрачную ночь: ведь женщина уже сидит рядом на этой банальной кровати с деревянными спинками. Сидит и не собирается уходить. Закрывает глаза и приоткрывает ротик, который невозможно не прикрыть своими губами. Вкусно! Есть что-то прекрасное в лете…

Тянутся друг к другу тела. С абсолютно одинаковой силой с обеих сторон. И руки мои становятся нашими общими, когда начинают освобождать тебя от одежды. Мы одинаково боимся того, что произойдет. Непонятный, неизвестно откуда исходящий запах – страсти или страха?

“У меня это так редко бывает!” – вырывается из тебя беспомощное, бесконтрольное признание.

“А у меня такого еще и не было никогда”, – про себя говорю я.

Из черного лифчика в наступившую ночь выпадают две маленькие луны.

Они у тебя мельче, чем можно было предположить по тебе одетой, поскольку ты носишь все свободное, не в обтяжку. Хочется скорее их защитить, закрыть собственным телом от вползающего через открытое окно ночного мрака…

Откровенность… Вот к чему стремится жизнь, возникшая между нами.

Откровенность тел – это только первый, маленький, пятиминутный шаг.

На тебя он производит большее впечатление, чем на меня. До меня, как до жирафа, все будет доходить очень постепенно, а ты явно ошалеваешь. И знаешь, почему?

Ты приготовилась к встрече с донжуаном, начинающим, неуверенным, но все же с донжуаном, а нарвалась, по сути дела, на сорокапятилетнего девственника. Двадцать лет жизни с единственной любимой женщиной делают мужчину чистым до невинности. А то, что было у меня до

Беатрисы, – так это вообще было не со мной. Клетки человеческого организма полностью обновляются за семь лет, а я, стало быть, трижды заново родился рядом с Бетой.

“Откуда ты такой ласковый?” – вопроса твоего я просто не понял.

Ничего эксклюзивного с твоим телом я не проделывал, слов каких-то особенных не произносил и вообще был скорее пассивен, чем активен.

Ни о чем не думал – вот, наверное, что было не совсем привычным.

Ведь если бы я задал себе вопрос: что я делаю? – то, наверное, пришел бы в ужас, и тогда не было бы между нами столь нежной безмятежности.

Ветер подул с северной стороны, в окно входит прохлада, тактично и осторожно разделяет наши тела, так смело прилипавшие друг к другу.

Влага, которой мы обменялись, уже подсыхает, легкий холодок заполняет пространство между нами. Робко, как впервые, начинаю я прикасаться к тебе, ты трогаешь меня – чуть-чуть смелее, но тоже деликатно. Нам не хочется фамильярничать, нам хочется церемониться друг с другом, чтобы вторая встреча, если она назреет, так же ошеломила, как первая.

Ладонь моя пускается в долгий путь от твоего колена вверх.