Тиора - [148]

Еще Марк думал о том, что слишком долго не может выйти на связь с матерью. С этим фактом лишь оставалось смириться до более подходящего времени. Образ Агаты также плавал в дымке его снов и мыслей, оставляя свой еле видимый след в душе юноши.

Жизнь племени протекала неспешно в охоте и собирательстве. Пигмеи не занимаются земледелием, и, как оказалось, недостающие им припасы выменивают у соседей из народа Банту. Банту более цивилизованы. Это уже обычное африканское население с домами из дерева. Их дети ходят в школу, и вообще этот народ более образован, и на пигмеев смотрит свысока, считая тех менее развитыми племенами. Все же Банту не могут обойтись без Бака, часто выменивая у них мясо животных и различные дары леса, а в плане медицины обращение к шаману пигмеев является первейшим действием. Банту также подвержены множеству суеверий и верований и считают пигмеев своими защитниками, теми, кто охраняет их от леса.

Сложив свою одежду в одну из хижин, парень облачился в точности, как Нглаи. Кожа Марка была бледного цвета по сравнению с кожей пигмеев, и когда он вышел в центр площадки в своей новой одежде, многие засмеялись, но смех этот был дружеским, и юношу приветствовали последовавшими за этим выкриками и свистом всеобщего одобрения.

«В Северной Африке я был в национальном костюме, и здесь я тоже в него облачусь, — подумал Марк. — Если уж погружаться в местную среду, то без остатка».

По вечерам после тяжелого рабочего дня все жители деревни собирались на главной площадке в центре и разжигали большой костер. Затем начинались пляски и танцы с обязательным восхвалением духов леса.

Марк обычно сидел рядом с Нглаи и, как завороженный, смотрел на пляшущие тени вокруг костра. На фоне ночного леса вместе с многоголосьем пигмеев они создавали странную экстатическую атмосферу, которая вводила юношу в легкий баюкающий транс. Когда Марк в достаточной мере поправился от ранения, его начали вытаскивать в круг танца, где он поначалу стеснялся, но затем, входя во вкус, начинал подражать движениям людей рядом с ним, раскачивая свою пляску до почти иступленного состояния. Он чувствовал на себе некую магическую атмосферу, которая будто передавалась от танцующего к танцующему по цепочке какой-то сверхъестественной связью. Огни вокруг него в этот момент плясали, взмывая вверх и опускаясь почти до его ног, и звезды над головой, располагавшиеся среди темных крон деревьев, словно вспыхивали с двойной силой, танцуя вместе со всем племенем.

Небольшая рана на левом боку уже затягивалась, превращаясь в шрам, и лишь изредка ноющей болью напоминала о событиях, в ходе которых она была получена.

Постепенно парень погрузился в жизнь племени, поначалу участвуя в самых простых ежедневных делах, таких как раскопка ямса неподалеку от поселения и его последующая чистка для того, чтобы затем запечь его клубни в костре, или чистка пойманной рыбы. Как и у наемников, Марк старался быть полезным повсюду, платя тем самым за гостеприимство пигмеев.

Как-то юношу взяли с собой на рыбалку. Вообще, у бака считалось, что рыбная ловля — женское занятие, но порой все же им приходили на помощь мужчины, когда дело требовало совсем уж серьезных усилий. Речушки неподалеку от деревни были достаточно мелководны. Сначала строилась небольшая плотина в определенном месте, чтобы получилась запруда, в которой и ловили попавшую в западню рыбу. Для этого Марк вместе со всеми таскал ветки и глину, и за два часа интенсивной работы умаялся так, что еле двигал руками, а спина молила о пощаде.

«Ничего себе рыбалка», — думал он, вытирая от пота лоб тыльной стороной ладони.

В дальнейшем он все же привык к этой работе. Рыбу ловили руками, так как запруда получалась неглубокой, примерно чуть выше колена. Затем вся вода из этого места вычерпывалась в другое русло почти полностью, оставляя мелкую рыбешку и крабиков практически беззащитными. Такая рыбалка могла длиться порядка четырех-пяти часов, а улов при этом был достаточно скромным.

Но иногда запруду делали большой, и чтобы поймать рыбу, применяли хитрый способ. Мужчины рубили определенный вид местных деревьев, который имел в стволе необычный сок. Древесину рубили на небольшие поленья и затем били по ним тяжелыми колотушками, размалывая их до массы волокон. Потом всю эту волокнистую древесную кашу рассыпали по запруде, погружая в воду с рыбой, и немного взбалтывали, чтобы специальный сок распространился по воде. Действовал этот сок как несильное снотворное, ненадолго усыпляя рыб.

Марк усердно работал со всеми мужчинами, дробя колотушкой волокно древесины, и затем раскидывал его по воде. Через некоторое время рыба начала всплывать кверху брюхом, и юноша со всем племенем кинулся быстро собирать тушки с поверхности мутной желтоватой воды, пока те не проснулись. Для людей сок этого дерева неопасен, и рыбу можно было есть спокойно, в чем Марк убедился уже вечером за всеобщим ужином. Как только рыбалка заканчивалась, все, кто принимал в ней участие, начинали шлепать по воде руками и взбалтывать ее, поддерживая разный ритм и создавая нечто вроде музыки. Музыка Воды, так они ее называли. Такую своеобразную мелодию играли, чтобы в следующий раз духи помогли племени с богатым уловом рыбы.