Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - [55]

Устроившись на работу в редакцию мужского журнала, владельцем которого был его университетский товарищ, он два-три раза в неделю появлялся в офисе, с глубокомысленным видом сидел за столом и почти ничего не делал. Он не нуждался в деньгах, но работа позволяла ему выглядеть в глазах семьи и налогового инспектора честным человеком, который непосильным трудом зарабатывает себе на хлеб. Кроме того, имея статус корреспондента стильного журнала, он мог свободно появляться в тех местах, где веселятся представители золотой молодежи, которые с радостью готовы раскошелиться на хорошую дозу кокаина. Лишившись причитающегося ему богатства и возможности вести беззаботную жизнь, он неплохо существовал, отщипывая по кусочку от богатства молодых людей, отцы которых не пустили на ветер все свои капиталы и которые, изнывая от скуки, искали все новые и новые способы потратить доставшиеся им миллионы. Лондон просто кишел этими юными бездельниками, а летом Босниец направлялся вслед за ними в Коуз-Уик[4]. Поскольку молодежь постоянно веселилась и, кочуя с одной яхты на другую, устраивала грандиозные вечеринки, он с легкостью зарабатывал до семи-восьми «косых» в неделю. Возвращаясь в Лондон, он сам устраивал веселые пирушки с шампанским и шлюхами.

Бизнес успешно развивался, и на определенном этапе он решил уйти от своих старых поставщиков и начать работать с более солидными дилерами. На встрече в заброшенном сарае где-то на окраине Эссекса он сообщил бывшим партнерам о своем намерении. Деловые переговоры кончилось ссорой и небольшой перестрелкой. Пуля попала ему в руку. Однако обращаться в больницу он побоялся. Заскочив домой, он взял паспорт, распихал по карманам четыре тысячи фунтов, побросал в сумку одежду и позвонил другу, который согласился отвезти его в Дувр. Всю дорогу он нянчился со своей рукой; рана оказалась не очень серьезной — пуля прошла по касательной, оставив на предплечье глубокую царапину, однако кровотечение было довольно сильным: чтобы перевязать руку, ему пришлось разорвать дорогую шелковую рубашку. Перебравшись во Францию, он купил билет на поезд и отправился в Италию. Летом они с родителями часто ездили отдыхать в Италию; сначала, пока отец не разорился, они останавливались в собственном доме на Ривьере, потом, когда дом пришлось продать, гостили на виллах то у одних, то у других знакомых. Он неплохо знал итальянский, во всяком случае его словарного запаса вполне хватало, чтобы объясниться в магазине и гостинице.

С момента его побега из Англии прошло полтора года. Благополучно добравшись до Италии, он первым делом сменил имидж: побрил голову и в качестве маскировки стал носить потрепанную одежду. Ему потребовалось всего несколько дней, чтобы придумать простой и приятный способ выживания в чужой стране: достаточно, изобразив легкий акцент, разыграть плохую пародию на покойного Бьорна Ульвеуса — и вполне можно сойти за беженца из Боснии, а значит, сочувствие молоденьких девушек, которые путешествуют по Европе в поисках приключений, или, как в последнем случае, одиноких глупых и скучных стариков тебе обеспечено. Поначалу он осторожно, не углубляясь в подробности, рассказывал свою балканскую легенду, однако вскоре понял, что практически никто ничего толком не знает ни о войне, идущей в Восточной Европе, ни уж тем более о Боснии. В представлении людей все сводится к тому, что это ужасное место и любой человек, который, получив тяжелое ранение в руку, выбрался оттуда живым, заслуживает сочувствия, внимания и заботы, то есть его следует приютить, накормить и приласкать любым возможным способом, например лечь с ним в постель. Несколько осмелев в своих рассказах, он все же не терял бдительности и старательно избегал тех, кто, судя по внешнему виду, мог знать о том, что происходит на Балканах. В Италии таких людей было очень мало — разве что тот седой мужчина в белой рубашке с открытым воротом, которого он однажды встретил в баре.

Раз в месяц он звонил маме, сообщал, что у него все в порядке: он дает частные уроки английского или сам решил подзаняться итальянским и устроился на забавную работу — официантом в пиццерии. Он пересказывал маме старые анекдоты об эксцентричных студентах, путешествующих по Европе с рюкзаком за плечами, о темпераментных итальянцах и сумасшедшем шеф-поваре. Мама рассеянно слушала его истории. «О, этот мир свободной богемы», — вздыхала она, толком не зная, что означает это слово. Или удивленно восклицала: «Ах, ну просто оруэлловский сюжет!», хотя никогда в жизни не читала Оруэлла. Небрежную просьбу подбросить деньжат он всегда приплетал как бы между прочим в конце очередной байки. Он говорил, что скоро вернется домой, и маму вполне удовлетворяло это расплывчатое «скоро»: она ни разу не спросила, когда точно он собирается вернуться. Казалось, долгое отсутствие сына ее совершенно не беспокоит, но, даже если бы она начала допытываться, он все равно не смог бы ответить на этот вопрос. Иногда мама передавала привет от сестер, говорила, что у них все хорошо, но поскольку девочки учились в частных пансионах и университетах и приезжали домой только на каникулы, то, как правило, мама понятия не имела, чем занимаются ее дочери, и ничего конкретного рассказать не могла.