Тиховодье - [98]

– Александр? – она не смогла скрыть удивления.

– Я так понимаю, это его отец? Как-то староват он для тебя. – Рустам махнул рукой. – Ладно. Меня это не должно касаться. Забудь. Я не о том. Меня напрягает другое, – я тоже связан с ним. Как я и говорил – все мы, все связаны.

Его глаза вновь засверкали. По щекам разлился румянец.

– Прежде чем началась вся эта ерунда, я побывал в странной отключке. В салоне сотовой связи некий умник спер айфон. Что-то где-то замкнул, что-то где-то подменил и спер новый смартфон с демонстрационного стенда. Говорят, это практически нереально сделать, но он сделал это. Вот только его все равно засекли на выходе. Последнее что я помню, прежде чем очнуться в патрульной машине – то, как отправлялся поговорить с его семьей. У меня стойкое ощущение, что этот несовершеннолетний умник и твой сын – одно лицо.

– Ничего не понимаю? То есть вы хотите сказать?..

– Что если мы все, так или иначе, связаны с твоим сыном, то резонно предположить, что это он собрал нас всех вместе и пытается от нас что-то получить, – признания или прощения. Или он, например, хочет мести. Да, почему бы ему не желать отомстить нам? Во всех ужастиках призраки возвращаются, чтобы отомстить тому, кто сделал их такими. Походу, мстя и невинным людям, которые просто подвернулись под руку… Короче… Перебрав все возможные варианты, я пришел к выводу, что мы мертвы и наша смерть связана с ним. Либо он убил нас, либо мы убили его.

Катя вспомнила Алексея, поднявшегося из могилы…

…посмотри на результат. Это он сделал со мной. Два удара в живот, чтобы посмотреть на мучения и потом контрольный сквозь глаз прямо в мозг…

…под гранитным пьедесталом с изогнутой потемневшей от времени бронзовой пластинкой на которой было написано имя ее сына. И прислоненные пластмассовые венки с траурными лентами «Покойся с миром» и «Любимому сыну».

Вспомнила мертвого Мишку…

…думаешь, ты убил меня? Напрасно надеешься. Я приду за тобой даже с того света…

…и треск разрываемой ткани за мгновение до того, как из груди подростка взметнулись тонкие изломанные конечности паука-сенокосца.

– Нет, – все в ней противилось мысли о том, что ее сын мог стать убийцей. – Не мог он убить меня. И я также не могла его убить. Я любила его. Он – это всё ради чего я жила. Он – единственное, что меня держит здесь.

– Единственное что держит тебя? Или всё-таки – это единственное за что держишься ТЫ, чтобы остаться здесь?

Катя открыла рот, пытаясь сообразить, что ответить. Последний вопрос был подозрительно похож на грязный намек, но она никак не могла сообразить, на что именно он намекал.

– Хорошо. А что ты думаешь обо всех этих метаморфозах? Когда дождь окрашивается в цвет крови. Он даже на вкус становится похожим на нее. Жирный, металлический. Сворачивается как кровь и засыхает по обочинам, в стоках. Видела?

Неожиданно она вспомнила рисунок Максима, который он по ее персональным часам нарисовал лишь несколько часов назад. Тот, который он показывал сегодня за завтраком

– Я сейчас вспомнила. Когда Максу было шесть, я прочитала ему пару рассказов Эдгара По. В том числе «Маска красной смерти». Мы отдыхали в деревне. Темный летний вечер располагал к ужастикам. Это казалось таким… вполне безобидным. Я не знала, что он на него так сильно подействует. Но спустя пару дней я нашла рисунок, где Максим в первый раз изобразил город красной смерти. В нем, как и во всех последующих подобных рисунках, преобладал один единственный цвет – красный. С тех пор он рисовал этот мир регулярно. Иногда он мне показывал эти рисунки сам, иногда я находила их среди его вещей. Некоторые особо не выделялись среди рисунков самолетов и автомобилей. Но другие…

Она передернула плечами, испытав смесь страха и отвращения.

– …были отвратительны. Только сегодня за завтраком он показал мне один подобный рисунок. Пожухлые цветы, голые деревья, церковь со странными символами вместо крестов на куполах. В рисунке ребенка разобраться так же сложно, как и в современных изобразительных шедеврах, но он сам объяснил мне, что и где хотел изобразить.

– О, черт! – она вскрикнула и Рустам, подавшись к ней, схватил ее за руку.

– Что такое?

– Какая я дура! Они действительно похожи, – город красной маски, что нарисовал Максим и залитый кровавым дождем Тиховодск. Это один и тот же мир. Один и тот же сраный чертов город. На куполах собора сегодня я видела точно такие же знаки вместо крестов. И полицейская машина там была. А человек-червь – это же священник!

Одного воспоминания о слепых зрачках, и веках из-под которых, извиваясь и шевелясь, выползают длинные бледные черви, ее бросило в мелкую дрожь.

– Красная маска. Кровь. Вот, видишь. Я, конечно, думал, что это связано с ним иначе. Но то, что ты рассказала, еще лучше все объясняет. Он убил нас и поместил в этот нарисованный когда-то им самим мир.

– Да чушь же это! – она не хотела верить доводам Рустама. – Он прямо божество какое-то получается.

– Нет, это не чушь. Именно так! Он наш бог. Он причина всего.

– Глупость! – она вырвала свою ладонь из его пальцев. – Ты не первый кто говорит мне подобную ерунду за последний час. На самом деле Максим – просто маленький мальчик. Ему всего семь. И он мой сын! Я должна найти его. Обязана. И, возможно, тогда я получу ответы на все эти вопросы. А если нет… Я не расстроюсь…