Тиховодье - [28]

В подтверждение своих слов он разогнал форд до сотни километров в час и перестал притормаживать на перекрестках.

– Ну и к вопросу о доверии, – на долю секунды он повернулся к ней, отвлёкшись от дороги. – Куртка как? Не промокает? Теплая?

– Да, спасибо, – буркнула женщина, низко опустив голову и разглядывая свои посеревшие мокрые кроссовки.

– Думаете, я бы дал ее, если бы вам не доверял? – он стал медленно сбрасывать скорость.

– Думаю, это ваша работа, вы – полицейский.

– Отчасти, – да, – согласился Рустам. Форд прижался к обочине и теперь ехал со скоростью пешехода. – Но также это доверие. Я вам не поверил. Но доверился. Вера и доверие – слова, обозначающие разные понятия. Доверять – значит не видеть в субъекте доверия врага.

– Спасибо за то, что растолковали, – она посмотрела в окно сквозь запотевшее, покрытое каплями дождя стекло и про себя добавила, – но в следующий раз я воспользуюсь словарем.

– Не за что, – он свернул в узкий переулок и стал петлять между обветшалых старых домов. – Я просто пытаюсь донести до вас, что несмотря на то, что я не верю не единому вашему слову, я вам доверяю. Я не вижу в вас врага и не думаю, что вы способны на агрессивный или злой поступок. Может если только припереть вас к стенке. Знаете, каждый из нас, полицейских, ведь обязан быть еще немного физиономистом и психологом. Нам даже проводят специальные курсы, где рассказывают, как определить террориста, преступника или просто человека, планирующего совершить противоправный поступок.

– То есть я частично реабилитирована? – с того момента как они сели в машину Катя впервые посмотрела на него.

– Я вас и не обвинял ни в чём, – произнес полицейский. – Кроме лжи. Вероятно, даже не преднамеренной. Вероятно, даже той, в которую вы сами верите.

– Иными словами вы считаете меня чокнутой, – она приоткрыла бардачок и убрала в него очередную использованную салфетку. – Тихо помешанной безобидной городской сумасшедшей?

Пакет с чистыми салфетками в бардачке стремительно худел, в то время как кучка из скомканных и влажных только увеличивалась в размерах.

– Ну не совсем так, – ответил Рустам. – Я думаю, вы испытали шок, какое-то психологическое потрясение. Может это действительно последствие аварии, в которую вы попали. Но в вашем рассказе слишком много несовпадений и странностей. Иногда мне кажется, что вы о чём-то умалчиваете. Иногда, что вы выдаете себя совсем не за того человека, которым являетесь на самом деле. Специально ли это, с умыслом? Думаю, что нет.

Они проехали мимо разрушенного здания девятнадцатого века, которое уже давно обещали реставрировать и открыть в нём гостиницу международного уровня. На карнизе под фронтоном выросла небольшая берёза, крыша зияла дырами с торчащими гнилыми перекрытиями. Сквозь оконные проемы на первом этаже чернели сырые покрытые плесенью стены, а на верхнем этаже проглядывало серое небо.

«Если признать, что карлик прав, и я сошла с ума, – подумала Катя, – это вполне всё объясняет. Всё это галлюцинация, а в реальности я пребываю в палате для умалишенных».

Она подумала, что Рустам ждал от неё ответа, но у нее не было желания что-либо говорить. Он озвучил её собственные сомнения на свой счет. Конечно, сделал он это вполне деликатно и обтекаемо, но главный посыл от этого не менялся.

Эй, карлик, где ты? – обратилась Екатерина к своему невидимому собеседнику. – Я согласна признать себя сумасшедшей, только отведи меня к Максу… Эй, алло?

Но карлик не появился.

– Спасибо за откровенность, – наконец пробормотала Катя.

– Не стоит благодарностей. Если честно вы сразу показались мне подозрительной. Вы уверяли, что жили в моем районе. Однако при всем желании я не смог вспомнить ни вас, ни вашего сына. Кстати, я видел у вас сотовый, наверняка, у вас там есть его фотографии. Можете показать? Всякое может быть. Вдруг я всё-таки его вспомню.

– Конечно, – Катя нашла на смартфоне фотографии сына и протянула ему.

Рустам одной рукой вел автомобиль, а другой листал фотографии. Их было немного, чуть более двадцати и все сделаны в последние полгода. Большинство фотографий она по старинке держала на своем компьютере.

– Не знаю почему, но мне все ваши фотки кажутся такими антикварными? Это из-за фильтров что ли?

– Понятия не имею о чем вы, – пожала Катя плечами.

– Ладно, – Рустам вернул ей телефон. – Найдем вашего парня.

«Форд» пересек проспект Революции и свернул в очередной переулок старого города. Серые шлакоблочные дома, темные, вымокшие под дождем, деревянные дома: в облике каждого из них была одна общая деталь – они будто были пропитаны безысходностью и одиночеством.

– Наш город нынче можно переименовывать, вам не кажется? – спросила она Рустама. – Например, в Безнадегу.

– Кинга читали? – полицейский понимающе кивнул.

– Да. В детстве. Тиховодску теперь это название больше… – Катя замолчала, до нее дошло, что она не к месту вспомнила этот роман.

– Извините, я ни на что не хотела намекать, – произнесла она и задумалась над тем, где он ее пристрелит, – здесь или сначала выведет из машины, чтобы не пачкать обивку салона.

– А именно на то, что я тоже полицейский, как и спятивший коп из Безнадеги? – Рустам усмехнулся. – Бросьте. Я даже не подумал об этом. Внешний вид нашего городка затмевает все остальные эмоции. От него у меня, как и у вас, мороз по коже. Думаю, в первую очередь так влияет отсутствие людей на улицах. Не город, а просто мечта социофоба.