Тихое оружие - [29]

Тяжелые тучи неотвратимо надвигались на город, будто хотели придавить его, придушить. А потом сверкнули молнии, загрохотал гром, и хлынул проливной дождь.

Анна Никитична, закрывая окна, перекрестилась:

— Ох, господи, маланка-то какая… Сила небесная!

После короткого грозового ливня из-за туч выглянуло солнышко, и сквозь его лучи пошел, словно через сито, тихий, теплый дождичек. Артем, Сережа и Володя, засучив штанишки выше колен, помчались во двор и, приплясывая босыми ногами по теплым лужам, приговаривали нараспев:

Дождик, дождик, пуще.

Жито будет гуще…

Нина с завистью посматривала на ребят в окно, вспоминая свое недавнее детство. Но тут нависла белесая туча, и по крыше забарабанил град. Прикрывая головы руками, дети с визгом бросились в дом.

— Батюшки! — воскликнула Анна Никитична. Белые горошинки, ударившись о землю, подпрыгивали, секли огуречные плети, ботву картофеля и помидоры. Но град пробежал лишь коротким штормом и вскоре прекратился.

Григорий Михайлович, Анна Никитична и Нина прошлись по огороду: картофельная ботва с посеченными листочками полегла на землю, огуречные плети были перевернуты, перекручены, а помидорные стебли, привязанные к палочкам, удержались, устояли, хоть листья у них и обвисли, разлохматились.

Девушка, понурившись, молчала, а Анна Никитична, поправляя огуречные плети, горестно вздыхала:

— Ох, господи, что натворил…

— Ничего, отойдут! — успокаивал ее муж. — Градины были малые.

На другой день, в ясное солнечное утро, когда вся природа, напоенная живительной влагой, ожила, «мачеха» и Нина прошли на окраину деревни, чтобы прополоть просяное поле: делянки хлебов град миновал.

Поработав немного и убедившись, что поблизости никого нет, девушка присела под можжевеловый куст и простучала радиограмму: «Сегодня прибыла новая пехотная часть на машинах с опознавательным знаком «кот». В сторону Осиповичей прошел санитарный поезд, за ним состав из 40 платформ с автомашинами и зенитными установками».

Спрятав рацию, Нина опять принялась за прополку.

Живучий, цепкий пырей невозможно было вырубить железной копаницей — так глубоко он врос в землю. Да и просо можно повредить! Пришлось выдергивать его руками. И девушка до крови порезала себе пальцы жесткими, острыми стеблями.

Работая на поле, женщины то и дело поглядывали по сторонам — все было пустынно — и не видели, что беда уже подползла к их дому…

* * *

…На шоссе, у небольшой деревушки, был первый контрольный пункт, который надо было проехать по пути в город некоему Георгию. На руках у него было удостоверение волостного управления о том, что он, крестьянин, везет на базар свою бульбу в количестве четырех мешков.

Обычно на контрольных пунктах полицаи и немцы прокалывали мешки с продуктами тесаком. И если при этом ничего не звенело, пропускали в город с такой фразой: «Валяй нах штадт!» А тут старший полицай, долговязый и усатый, взмахнул тесаком и приказал:

— Высыпай на дорогу!

Екнуло у парня сердце, похолодело в груди. Он робко запротестовал:

— Да как же я, господин старшой, соберу потом? Затопчут же машины! — Они действительно мчались по шоссе одна за другой.

— Давай сворачивай! — настаивал полицай, помахивая тесаком прямо перед лицом.

И Георгий, свернув на обочину, стал трясущимися, непослушными пальцами развязывать мешки.

— Да бульба тут…

— А ну поживей! Шнель, шнель! — Полицай ткнул парня тесаком в спину.

Из первого же мешка вместе с картофелем выпали связанные шпагатом батареи к рации.

— А это что? — зло спросил полицай.

— Не знаю… — пробормотал Георгий.

— А ну, высыпай остальные!

И в других мешках оказались батареи.

— Кому вез? Откуда?

— Никому. Я хотел бульбу продать, а тут вот… Видно, кто-то со зла подложил…

— Не морочь голову, партизан! — сквозь зубы проговорил полицейский и схватил парня за шиворот. — В СД тебе развяжут язык!

Георгия втолкнули в машину и, прихватив улики, повезли в город.

Первым его стал допрашивать следователь Корзун, и парень был удивлен мягким тоном:

— Чего ты так оробел? Конечно, каждому не хочется умирать, но… Ты можешь спасти себя от пыток. Расскажи, кто поручил тебе это сделать и кому ты вез эти штуки. За них ведь петля на шею, сам понимаешь, а у тебя детишки…

Георгий затрясся всем телом и, сникнув, заплакал.

— Ну вот, — продолжал Корзун, — если все расскажешь, то тебя выпустят из тюрьмы и еще денег дадут. Корову себе купишь, и будут твои ребята с молоком.

И тут парень признался, что вез мешки с бульбой по заданию партизана Василия для передачи тете Кате.

— Она из нашей деревни, а живет в городе. Учительша.

— Веди, — приказал ему Корзун.

И тот повел на квартиру тети Кати двух гестаповцев и самого Корзуна, который был удивлен тем, что парень показал на учительницу, муж которой служил в полиции. «Уж не умышленно ли запутывает следы?» Но потом успокоился: «Впрочем, чем черт не шутит? Подпольщики ведь проникают всюду…»

Когда гестаповцы, Корзун и Георгий вошли в небольшой домик, Катя — молодая, красивая женщина с короткими волосами, в ситцевом пестром халатике — сидела за столом и кормила трехлетнего сына. Увидев гостей, встала и замерла.

— А где муж?

— Где ж ему быть? На службе! — довольно спокойно ответила Катя.