Тихо, как тень - [16]

— Бар «Шанхай», — заметил Сэрдж, — на Кристофер Стрит. Пестрая публика, мужчины и женщины; мужчины, которые ищут женщин, женщины, которые ищут мужчин, и те, которые ищут обоих. Несколько раз сменили место. Вначале Бэдфорд, потом Блекер Стрит. Бар был закрыт, снова открыт, опять закрыт и снова открыт. Связи у них есть.

— На это заведение мы сегодня взглянем как следует, — неторопливо сказал Бревер. — Кого из вас там не знают?

— Меня! — тут же встрял Гэйтски. — Я никогда там не был! И вообще я таких заведений не знаю. Думаете, кому-нибудь придет в голову, что я из полиции?

— Полагаешь, кому-нибудь это не придет в голову? — осадил его Слоун.

— Да, я тяжеловес, — гордо заявил Гэйтски. — Но именно боксеры и борцы — желанные люди в таких кабаках. Это совсем другое дело! И для дам, и для господ! — Он тихонько рассмеялся.

Бревер сказал:

— Может быть, это неплохая идея. Придем в разное время, сядем подальше друг от друга… — Взглянул на трех остальных детективов. — Кто ещё может ручаться, что его в «Шанхае» действительно не знают?

Лоуэтт в расчет не шел. Раньше он служил в полиции нравов и риск, что в «Шанхае» могли его узнать, был слишком велик. Слоун припомнил, что во время своей работы в отделении идентификации завязал ряд «знакомств» в гомосексуальных кругах. А Сэрдж только усмехнулся. Четыре года назад ему пришлось уйти из «Наркотик Скуод», потому что превратился просто в символ этого отдела по борьбе с наркотиками. Люди из этой среды обходили его за версту.

— Тогда в «Шанхай» со мной пойдет Гэйтски. Договорились. Если ничего не случится, то в полночь. Я приду позднее. Раньше полуночи в таких сомнительных заведениях нет никого кроме любопытных туристов, которые потом разочарованно возвращаются в отель — или отправляются на ночь куда-нибудь еще. — Он повернулся к Лоуэтту. — Продолжайте излагать подноготную добропорядочных граждан из «Саванны»!

— Джек Беландро, — Лоуэтт повысил голос, — наш старый знакомый. Раньше он именовался Джакомо Биньо, но три года назад получил американское гражданство и стал пользоваться своим нынешним именем. К сожалению, закон о натурализации дает право каждому свежеиспеченному американцу выбрать себе новое имя. Поскольку с той поры обвинения Биньо не предъявлялись, смена имени осталась всего лишь записью в его личном деле. Вероятно, и квартиру в «Саванне» он заполучил только потому, что управляющий домом не знал его прежнего имени. Как ему могло прийти в голову, что американец Джек Беландро — это итальянский гангстер по имени Джакомо Биньо?

— Что за ним числится? — спросил Бревер.

— Чист как ангел! За деньги можно нанять лучших адвокатов. Это просто невероятно: — Джек Беландро, он же Джакомо Биньо, не был ни разу осужден, хотя двадцать семь раз арестован в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Лос-Анжелесе, Лас-Вегасе, Майами, Сан-Франциско и Вашингтоне. Четырежды был обвинен в убийстве, девять раз — в соучастии в убийстве, дважды по так называемому закону Манна за незаконный перевоз особ женского пола за границу штата, одиннадцать раз — по подозрению в торговле наркотиками, и каждый раз следствие прекращалось или — если обвинение было предъявлено не предстал перед судом, а если предстал перед судом, был оправдан. То есть — по закону — он никогда не был признан виновным!

Бревер, сделав несколько пометок, передал снимки дальше.

— Вот вам и юстиция, вот вам и демократия! Надеюсь, мы все-таки доберемся до конца списка жильцов «Саванны»…

— Последний, — ответил Лоуэтт. — Дональд Лирбоди. Дважды его анонимно закладывали за незарегистрированную, значит, незаконную перевозку оружия. Якобы он своими такси доставлял легкие пулеметы неизвестно откуда дипломатическому представительству одного южно-американского государства. Кто их им продавал, установить не удалось. Получатель молчал, поскольку неподсуден американским законам. Расследование увязло в песке. Лирбоди вначале допрашивали как обвиняемого. Он отказался отвечать по совету своего адвоката, с обоснованием, что как обвиняемый имеет право на молчание. Потом собирались его допросить как свидетеля. Тогда он отказался отвечать со ссылкой на так называемую пятую поправку, ибо своими показаниями мог повредить другим, к чему свидетеля принудить нельзя. Тем все и кончилось. Лоуэтт собрал свои заметки и сунул блокнот в карман.

Бревер огляделся и кивнул Слоуну.

— Показания Поттера и О'Брайена запротоколированы. Соответствуют тому, что они рассказали вам, — доложил детектив.

— И в клубе «Беркли» мне подтвердили слова Бэлдона. Его там очень уважают, мне пришлось быть очень осторожным, чтобы не вызвать нежелательной реакции.

Бревер кивнул, взглянул на Гэйтски, потом на Сэрджа.

— Докладывает пусть кто-то один. Если будете, как обычно, перебивать друг друга, толку не будет. Значит…

— У Сэрджа получится лучше, — отозвался Гэйтски, — если он запутается, я подскажу.

Он закурил, избегая взглядов своих коллег. Хотя и знали они его уже давно, каждое его движение невольно привлекало внимание, потому что ему было нелегко согнуть руку в локте так, чтоб поднести её ко рту. Мускулы не кончались бицепсом, но могучими перевязями тянулись дальше и серьезно ограничивали свободу движения в локте. При этом ткани рукава и всего пиджака, несмотря на изысканный свободный покрой опасно натягивались.