Тихий уголок - [115]

А кроме того, Инга, снедаемая неутолимой жаждой богатства и власти, восхитительно и бесконечно сладострастна.

Обладание такой женой, конечно, имеет и обратную сторону: она хочет наслаждаться и получать удовлетворение по-своему, а это требует от него затрат времени и энергии. Немаловажно и то, что ему приходится делиться с ней приобретенной им властью. Иногда он подумывает, не запрограммировать ли девушку из «Аспасии», чтобы та была неутомимой и безжалостной, помогая мужу достичь Олимпа, но в то же время полностью покорной ему, чтобы мужу не приходилось отшучиваться в ответ на надуманные жалобы, вроде той, что рейшоу редко моют руки.

Он смотрит, как она чистит картошку – это выглядит не так эротично, как мытье, – и слышит резкий звук за окном. Поначалу тот напоминает жужжание низко летящего служебного вертолета, доставляющего новых эмигрантов из Силиконовой долины в их убежища посреди этой страны вина и роз.

Телефон на стене все звонит и звонит. Бертольд нетерпеливо хватает трубку.

– Не дай бог, телефонная распродажа.

– Она едет к тебе, – говорит Бут Хендриксон, их добрый друг из Министерства юстиции.

Поначалу его слова кажутся загадочными, но начинают обретать смысл, когда Бертольд понимает, что шум снаружи не похож на ритмичное тарахтение вертолетного винта.

– Эта сука Хок, – уточняет Бут. – Она уже близко.

– Что за чертовщина? – спрашивает Инга.

Бертольд теперь смотрит не на небо, а на землю: что-то движется по вытянутому лугу на склоне холма за домом. По дикой горчице и траве, распугивая стаи бабочек, к ним мчится чертова машина – наполовину внедорожник, наполовину танк.

Бертольд роняет трубку, а Инга – нож и картошку: кажется, будто машина сейчас пробьет окно и стену, так что раковина и шкафы обрушатся на них. Шеннеки никогда не бывали в честном бою, и в решающий момент когти паники вцепляются в них, лишая способности мыслить разумно. Муж отступает вправо, жена – влево, они стукаются друг о друга, разум окончательно покидает их – кажется, что со всех сторон их ждет гибель, убежать от нее невозможно. Таинственная и внезапная атака парализует их: несущаяся на них громадина – это не машина, а скорее орудие Божественного гнева, спущенное с небес; для них настал судный час.

Мгновение спустя машина уже не несется к кухне, а поворачивает в сторону, запрыгивает на низкие ступени террасы, пробивает панорамную стену, отчего сотрясается весь дом, и вламывается в общую комнату, разбрасывая осколки стекла, – ни дать ни взять Левиафан, покрытый сверкающей пеной, явившийся из самых глубин, но только этот монстр не застывает, становясь беспомощным. Если бы в доме был подвал, бронированное чудовище упало бы туда, но дом стоит на каменной плите, и оно устремляется вперед, разнося мебель в щепки своими прочными покрышками и раскидывая то, что осталось целым, потом поворачивается к пространству для завтраков и кухне. В здании с открытой планировкой оно чувствует себя почти так же свободно, как на полосе для автомобилей с пассажирами.

В доме есть надежно защищенная комната с потайными дверями и стальными стенами, с системой подачи воздуха и энергии, где Бертольд и Инга могли бы безопасно переждать вторжение, но входов только два – в гостиной и в главной спальне. Им не добраться ни до того, ни до другого: чудовище с ревом врывается в кухню, разнося в хлам плетеные стулья «Пейлесек», и останавливается. Двигатель продолжает работать со звуком, напоминающим дыхание богини-пантеры из конголезского мифа.

Правая передняя дверь распахивается, из машины выходит высокий человек, держа в руках дробовик с пистолетной рукоятью. Лицо персонажа фильмов нуар, закаленное недобрыми приключениями, серые глаза смотрят на Шеннеков так, что они прижимаются друг к другу, как не прижимались никогда прежде. Но не этот мужчина, а женщина, покинувшая водительское сиденье, впервые, насколько припоминает Бертольд, всерьез заставляет его задуматься о собственной бренности. Несколько мгновений ему кажется, что это девушка из «Аспасии», которая вновь обрела интеллект и свою личность из-за отказа в механизме управления, потому что она обращает на него взгляд своих голубых глаз, где светятся воспоминания о страданиях – ярко, как огонь возмездия. Но потом в голове всплывают слова Бута, которые поначалу, в пылу паники, не дошли до него, – «Эта сука Хок, она уже близко», – и он понимает, что перед ним та безжалостная сила, та женщина, которая на протяжении двух месяцев уходила из-под носа растущей армии агентов, та, чей муж по окончании военной службы имел все шансы сделать карьеру в политике, если бы компьютерная модель не идентифицировала его как проблемную личность, та, которая успешно спрятала своего мальчишку от тех же агентов. Она держит пистолет в вытянутых руках и приближается к ним; похоже, он умрет, прежде чем рейшоу выскочат из своей будки.

Она говорит:

– Если вы не включили меня в ваш «список Гамлета», то зря. Я-то включила вас в свой, можете не сомневаться.

21

Под набухшим серым небом два седана мчались на восток по дороге местного значения, в те края, где дома и жители встречались редко. Закладывая крутые виражи, автомобили пронеслись по частной подъездной дороге и резко затормозили перед воротами в стиле ранчо, изготовленными из трехдюймовых труб. Из первой машины вышли Силверман, Хэрроу и Рамос, оставив за рулем водителя, агента из Сакраменто. Во втором седане ехали еще три агента, тоже из отделения в Сакраменто.