Тихий русский - [21]

Геныч и вправду был расп… и лохом – и отнёсся к заданию «старика Хоттабыча» чересчур легкомысленно. Но теперь он понял: шутки кончились. Чтобы вывести из-под угрозы террористов своих близких, ему надо вывести из игры Буланова. Так чья жизнь ему дороже? Никаких сомнений на этот счёт быть не может.

Срок ликвидации мэра истекал через три с небольшим недели, а киллер-любитель № 81, целиком отдавшийся изготовлению никому не нужных чертежей в бывшей МТС, до сих пор не приступил к подготовке «миссии». Геныча смущал пистолет – вместе с патронами. «Старик Хоттабыч» мог подстроить муромскому киллеру какую-нибудь подлянку. Следовало нацепить лыжи, перейти заледеневшую, спящую безмятежным сном Оку и всё на той же Зелёной Шишке, «вдали от шума городского», хоть разок бабахнуть из дарёного «макарова» – бойтесь террористов, дары приносящих! Но каждый тренировочный выстрел уменьшает и без того невеликие шансы на благополучный исход операции. Патронов-то всего три!

Геныч спрятал пистолет в отсек книжного шкафа и постарался не думать о возможном подвохе. Учиться «качать маятник» и палить с обеих рук да ещё по движущейся цели он не стал: до истечения крайнего срока оставалось слишком мало времени да и пистолет был всего один. Вместоуглублённого овладевания «ковбойско-смершевскими» приёмчиками стрельбы Геныч приступил к изучению распорядка жизни Буланова.

Даже мэру уездного города полагалась какая-никакая охрана. Вскоре Геныч убедился, что она не «какая», а именно никакая. Караулили муромского городского голову то один, то два человека, но следовали за охраняемым субъектом далеко не всегда. Просто уныло отбывали номер – типично русское отношение к своим обязанностям. Геныч установил, что воскресными вечерами, примерно в одно и то же время, Буланов обычно заглядывает в гараж, где проводит наедине с редко эксплуатируемыми «жигулями» часа два-полтора. Ходит он туда без охраны – лучшего места для проведения акции не придумаешь. Да и время подходящее: воскресенье в Муроме – самый тихий день в пику суматошной многолюдной субботе.

Откладывать покушение было уже некуда: в коротком, промчавшемся галопом феврале оставалось лишь одно воскресенье.

Воскресным февральским вечером, когда большинство обывателей полусонно сидят перед «голубым удавом, время от времени поддёргивая пузырястые турецко-китайские «шальвары» в тщетных попытках уберечь треники от водопадом низвергающейся с мутного телеэкрана крови, дерьма и свежей спермы, Геныч тоже обрядился в спортивное. Поверх немецкого лыжного костюма, пошитого ещё в меловом периоде мезозойской эры, но по-прежнему дающего фору азиатской спортивной рухляди, он надел такую же доисторическую тёмно-фиолетовую, российского производства, ветровку, в правый карман которой опустил воронёного «макара» с ненавёрнутым пока глушителем.

– Пойду разведаю новую трассу для пробежек! – крикнул Геныч из коридора жене, уткнувшейся в произведённый в братской Белоруссии «фонарь для идиотов» под названием «Горизонт». – Говорят, тяжёлые грузовики укатали шоссе вдоль реки до самого асфальта – всё лучше, чем бегать по целине по колено в снегу.

В ответ послышалось вялое «ага», и Геныч, мысленно перекрестившись на висящую над дверью иконку, шагнул за порог в пропахший кошачьим дерьмом и человеческой мочой подъезд. Безлюдными дворами он ночным котом доструился до улицы Первомайской и повернул направо. Через несколько протянувшихся с севера на юг кварталов, каждый длиною в шестьдесят сажен (классика древней муромской застройки) ещё раз свернул направо – на улицу Заводскую. Преодолел один квартал в направлении с востока на запад длиною теперь уже в сто двадцать сажен (всё таже муромская классика взаимно перпендикулярных «стритов» и «авеню») и оказался на улице Ленина.

На перекрестке мигал жёлтым светом переключённый в энергосберегающий режим светофор. От пустынного перекрёстка до гаража Буланова дрожащему как овечий хвост горе-киллеру оставалась одна короткая «перебежка».

Место, где располагались гаражи, было глухое. Они тянулись несколькими рядами перпендикулярно Бучихе – оврагу, прорезавшему с запада на восток крутой левый берег реки. По дну оврага был проложен двухколейный путь, взбегавший затем на большой железнодорожный мост, который пытались модернизировать московские мостостроители-шабашники.

Геныч пересёк Заводскую идвинулся в сторону оврага. Тут было совсем темно – глаз коли. Образующие длинные блоки частные гаражи протянулись несколькими рядами с юга на север. Широкие «просеки» одним концом подступали к самому краю обрыва, другим доходили до Заводской. Здесь в основном размещались гаражи работников бывшего завода имени Берия и автоконюшни чиновников городской администрации. С узкой заснеженной тропинки Геныч попал на нужную «просеку» и с полминуты постоял, прислушиваясь.

Дверь в гараж Буланова – третий от края оврага – была открыта. Но ворота оставались запертыми: как и большинство муромских автовладельцев, зимой Буланов не выезжал. Ставил машину на прикол и вечерами молчаливо общался с нею – вернее, чах над безнадёжно устаревшими «жигулями» как царь Кащей над златом.