Тихий океан - [51]

Гости, как придется, уселись за стол, потом стали меняться местами, оживленно переговариваясь. Другие, наоборот, сидели тихо, уставившись в пространство и задумчиво попивая вино.

— Я к вам присоединюсь, — объявила вдова, подсаживаясь к Ашеру.

— Многие сожалеют, — подхватила она мысль трактирщика, — что священник не пришел на свадьбу.

Она вдруг рассмеялась.

— Я когда-то служила кухаркой у приходского священника, и вот ожидался приезд епископа. Было это вроде в мае. У въезда в деревню соорудили триумфальную арку из сплетенных еловых ветвей, с нарисованной от руки табличкой «Добро пожаловать, Наш Верховный Пастырь!» Все оделись как на праздник. Церковь тоже украсили еловыми венками. Сегодня такое уже не в обычае, но епископа по-прежнему приветствуют всей общиной. На школьном дворе собрались дети, учителя, важные персоны вроде бургомистра и членов совета общины. В последний раз, когда приезжал епископ, один пьяница, которого вся округа знает, подошел к бургомистру и поцеловал ему руку. Возможно, все оттого, что у нас принято почитать начальство.

Она снова рассмеялась.

В прежние времена, продолжала вдова, епископа-де встречали еще и пением псалмов. А однажды, она как сейчас помнит, им пришлось исполнять гимн на латыни, то-то все намучились, пока заучили наизусть. В доме священника устраивали настоящий пир, но епископы по большей части страдали несварением желудка и потому заранее отдавали распоряжения, какое меню приготовить. Когда она еще служила кухаркой у священника, ей приказали к приезду епископа приготовить телячий паштет, и она накануне вечером поставила его в погреб. Кстати, пригласили и священников из окрестных приходов, и капелланов.

— Вот епископ усаживается, спускаюсь это я в погреб, за паштетом. И так я разволновалась, что только в передней заметила: батюшки, а мухи-то яйца отложили на паштете.

В кухне все хлопотали, дым коромыслом, понятно, нервничали, не до нее им было, а кухарка священника уж до чего злобная и придирчивая, и не подступись (она после смерти священника получила в наследство всю его мебель и потом продала общине его стол, стулья и конторский шкаф), вот она и решила подать паштет как есть. А когда убирала со стола, приметила, что некоторые так и съели паштет с мушиными яйцами, а остальные отложили их на край тарелки, а паштет съели, хоть бы что, кто целиком, а кто, может быть, немножко оставил.

Она снова рассмеялась.

Епископов всегда встречали всевозможные организации, пожарные, Товарищество, да еще с оркестром, епископы служили мессу и читали проповедь, и в церкви яблоку негде было упасть. А въезд епископа в деревню сопровождался колокольным звоном, пальбой из мортиры, и, едва его машина показывалась на дороге, как начинал играть оркестр. Последний раз так все и шло заведенным порядком, смотрим, и на тебе: приехал-то не епископ, а кондитер с передвижной лавкой в багажнике.

Ашер почувствовал, что захмелел. Хотя он и слушал вдову, в голове у него затуманилось от выпитого, он ужасно устал. Время перевалило за полночь, и он уже подумывал, как будет добираться домой, как вдруг в зал вбежал человек и позвал трактирщика. Он так спешил, что все невольно замолчали и воззрились на него. Ашер расслышал, как он просит разрешения позвонить, человек, мол, заболел бешенством. Гости повскакали с мест и бросились к нему с расспросами. Ашер не сразу сообразил, в чем дело, но, осознав, что случилось, тотчас с новой силой ощутил свое опьянение. Он втихомолку выругался, поддался первому порыву и решил потихоньку уйти. Среди всеобщего волнения никто не заметил, как он надел пальто и вышел.

Во всех домах было темно, приглушенные голоса в трактире доносились уже издали. Он чувствовал, как ветер треплет полы его пальто и обдувает разгоряченное лицо. Тут он заметил приближающиеся фары автомобиля, и в первую минуту решил было спрятаться, но слева возвышался крутой склон холма, справа дорогу обрезал забор какого-то дома. Он стал ждать, пока машина проедет мимо. Однако она притормозила, и Ашер узнал человека, вбежавшего в трактир, и трактирщика.

— Вы с нами? — спросил трактирщик. — Мы вас искали. Кто-то сказал, что вы пошли домой.

Ашер молча пролез на заднее сиденье. Машина проехала немного в гору, а потом свернула в переулок, который вел к крестьянскому двору. В сенях валялись грязные ботинки и сапоги. Трактирщик и гонец, как заметил в автомобиле Ашер, в пиджаке на голое тело, бросились вперед, не дожидаясь его. В кухне сидели двое детей и старик с тростью. Они с любопытством уставились на Ашера. Возможно, они его побаивались. Ашер между тем расстегнул пальто и заметил искусственный цветок, который ему прикололи в доме Хофмайстера. Воспоминание о прошедшем вечере почему-то его успокаивало, он и сам не знал, почему. Сени освещала тусклая желтая лампа. Он повернулся к неплотно прикрытой двери, из-за которой доносились стоны, и вошел. В маленькой комнатке кроме трактирщика и гонца он увидел женщину. Шкаф, заставленный банками с компотом, стоял у постели, в которой лежал мужчина. По подбородку у него стекала слюна, пальцы безостановочно теребили одеяло. Подходя к больному, Ашер лихорадочно соображал, чем ему помочь. Сначала нужно узнать, не укусило ли его какое-нибудь животное и, если да, то когда это произошло. Потом Ашер собирался дать ему стакан воды и посмотреть, может ли он глотать. И тут он заметил на стуле стакан воды.