Тихий домик - [59]

На этом встреча закончилась.

Когда Бугайла скрылся в темноте, Николаев поднял автомат и обратился к комбригу:

— Разрешите прикончить гада?…

— Нет. Пока оставим. Его исчезновение сильно обеспокоит фашистов. И тогда о проникновении в детский дом не будет и речи. С ним мы еще рассчитаемся… Соберите всех товарищей.

Когда все были в сборе, комбриг сообщил скорбное известие о гибели Сташенко. Все сняли шапки и несколько минут молчали.

— Разрешите сказать? — попросил слова Павел.

— Говори, Тишков.

— Надо захоронить мужественных патриотов Сташенко…

— Нужно, — согласился комбриг. — Это мы обязаны сделать. Фашисты хотят запугать местное население, а мы напугаем фашистов… С детским домом это они никак не свяжут… В операции будет участвовать пять человек. Командовать группой поручаю Тишкову…

— Спасибо, — выдохнул Павел.

Он был особенно мрачен потому, что внезапная страшная мысль поразила его. Он боялся в нее поверить… Неужели Лидия?.. Нет! Он отгонял эту мысль. И решил во что бы то ни стало проверить свою догадку.

* * *

Ночью были беззвучно убраны часовые у дома Сташенко. Трупы осторожно сняли с веревок, укрыли мешками и на санях вывезли из Верино.

Похоронили героев в лесу. И над свежей могилой партизаны поклялись мстить оккупантам, не давать им покоя ни ночью, ни днем.

Этой же ночью отряд двинулся к деревне Остовщина, где организовал засаду Скоблев со своими людьми.

Близко всей группе подходить было рискованно. Люди расположились на высоте, с которой удобно было наблюдать, так как просматривался большой участок дороги.

Связной сообщил, в каком именно месте находится засада.

— Так это почти в деревне! — воскликнул комбриг.

— Но зато место идеальное, — ответил связной.

— Идите и передайте Скоблеву, чтобы был осторожен. Местные жители не должны пострадать из-за перестрелки…

— Есть! — козырнул связной.

Примерно через час на дороге увидели черный «оппель-капитан» в сопровождении четырех мотоциклов с колясками, в которых сидели вооруженные солдаты.

— Едут, — проговорил комбриг.

Слышен был рев моторов.

Вот «оппель» и мотоциклы проехали деревню, свернули к реке. Неожиданно передний мотоциклист резко затормозил. Колонна стала, словно уткнувшись в стену.

Через несколько секунд из прилегающих кустов партизаны Скоблева открыли ураганный огонь.

Некоторые солдаты выпрыгивали из колясок и, сраженные пулями, падали на дорогу. «Оппель» пытался развернуться.

Оставшиеся в колясках солдаты, словно опомнившись, открыли ответный огонь.

Метким партизанским выстрелом через ветровое стекло «оппеля» был убит шофер. Дверцы «оппеля» открылись и офицеры быстро залегли в кювете.

Комбриг посмотрел в бинокль. На мундире одного из офицеров он успел рассмотреть погоны полковника.

— Павел! — приказал комбриг. — Этого захватить живьем.

— Есть живьем… — ответил Павел и бросился выполнять приказание.

Гитлеровцы упорно оборонялись. Прибежал связной. Доложил, что жители деревни разбежались и никому из них не угрожает опасность.

Бой продолжался. На двух мотоциклах пулеметы замолчали. Но офицеры из канавы ожесточенно отстреливались, никого не подпуская близко. Скоблев стрелял из засады по выбору, чтобы не перебить всех офицеров. Комбриг приказал своим людям окружать врага. Кольцо стягивалось, но фашисты не прекращали огня.

Операция затягивалась, а этого допускать было нельзя — ведь всюду гитлеровцы, и кто-нибудь из них уже, наверное, услышал эту перестрелку.

Решили атаковать. Пригнувшись, бросились к канаве, впереди Павел Тишков. Офицеры яростно отстреливались. Павел упал.

Больше рисковать было нельзя.

— Кончай всех! — скомандовал комбриг.

Партизаны открыли бешеный огонь. Все офицеры были убиты. «Языка» взять не удалось.

Павел был ранен в грудь. Ему оказали первую помощь.

Теперь все партизаны собрались вместе. На поле боя остались «оппель», четыре пулемета, четыре мотоцикла, десяток пистолетов и четырнадцать трупов солдат и офицеров.

Решено было временно остановиться в деревне. Местные жители, на глазах которых развернулась эта операция, изъявили желание уйти вместе с отрядом.

Павла, которому после перевязки стало лучше, оставили в надежном месте, a сами решили уходить.

Партизанские шоферы возились с «оппелем», поврежденным пулями. Комбриг и Скоблев обыскивали офицеров.

— Полковник Зикфрид, — сказал Скоблев, показывая комбригу документы.

— Важная птица. Жаль не живьем! — ответил комбриг. — О, да здесь важнейшие документы! Карта железнодорожной ветки… Отмечены посты патрулей… Время и числа… Может быть, это карта движения эшелона с новым оружием? Надо будет ее расшифровать. Связаться по рации с Москвой и через связных — с Глазовым в штабе…

Вскоре мотор у «оппеля» заработал. С мертвых офицеров и солдат было снято обмундирование, а трупы спрятаны в канаве.

Теперь необходимо было скорее уходить в сторону, в лес, а там — путь в детский дом…

— Жаль не смогу повидаться с отцом, — произнес Павел. — Передайте ему от меня привет…

— Не волнуйся, — ответил комбриг. — Вернемся за тобой, когда побываем в детском доме. Все расскажем. Может быть, тебе и не следует там сейчас появляться…

— Вы правы, — вздохнул Павел.

Отряд отошел вовремя.