Тихий американец - [37]

– Сделай мне бренди с содовой, – попросил я.

Начиналось письмо со слов «Дорогой Томас», а заканчивалось: «С любовью, Хелен».

– Это от нее?

– Да. – Прежде чем читать письмо, я соображал, что потом сказать Фуонг – правду или ложь.

«Дорогой Томас!

Меня не удивило твое письмо и то, что ты не один. Ты ведь не из тех мужчин, что могут долго оставаться в одиночестве. Собираешь женщин, как пальто собирает пыль. Наверное, я смогла бы посочувствовать тебе, если бы не догадывалась, что по возвращении в Лондон ты очень быстро найдешь утешение. Вряд ли ты поверишь, но мысль о бедной девушке не позволяет мне немедленно ответить тебе простым “нет”. Мы больше способны на сопереживание, чем вы».

Я глотнул бренди. Раньше не понимал, что сексуальные раны не заживают годами. Я по оплошности – недостаточно аккуратно выбрав слова – снова заставил ее раны кровоточить. Кто станет осуждать ее за попытку разбередить в отместку мои шрамы? Когда мы несчастливы, мы причиняем ближним боль.

– Дела плохи? – спросила Фуонг.

– Плоховаты, – вздохнул я. – Но у нее есть право… – Я стал читать дальше.

«Я всегда думала, что ты любишь Энн больше, чем всех нас, пока ты не собрался и не уехал. Теперь ты, похоже, намерен оставить очередную женщину, потому что, как я понимаю из твоего письма, не очень-то ждешь “благоприятного” ответа. “Я сделал все, что мог” – разве не так ты думаешь? Что бы ты сделал, если бы я ответила “да”? Действительно женился бы на ней? (Вынуждена писать о ней “она”, поскольку ты не называешь ее имени.) А что, может, и женился бы. Полагаю, как и все мы, ты стареешь и тебе не нравится одинокая жизнь. Я сама порой чувствую себя одинокой. Насколько я понимаю, Энн нашла себе другого партнера. Но ты вовремя ее оставил».

Она успешно нащупала местечко побольнее. Я выпил еще. На ум почему-то пришло слово «кровопускание».

– Позволь, я сделаю тебе трубку, – произнесла Фуонг.

– Как хочешь, – сказал я. – Как хочешь…

«Лишь одна причина побудила бы меня ответить “нет”. (О религиозной причине говорить не нужно, этого ты никогда не понимал, потому что не верил.) Брак не мешает тебе бросить женщину, верно? Он только откладывает на время неизбежное, и это было бы еще более несправедливо для этой женщины, если бы ты прожил с ней так же долго, как со мной. Ты бы привез ее в Англию, где она была бы совершенно чужой и чувствовала бы себя заброшенной после того, как ты ее оставишь. Она даже не пользуется ножом и вилкой? Я так резка, потому что больше забочусь о ее благе, чем о твоем. Хотя, дорогой Томас, о твоем благе я тоже думаю».

Меня затошнило. Я давно не получал писем от жены. Заставил Хелен написать это и теперь чувствовал ее боль в каждой строчке. Ей было больно, и от этого становилось больно мне: мы брались за старое, причиняли друг другу боль. Если бы только можно было любить, не причиняя страданий – одной верности недостаточно: я был верен Энн, но все равно ранил ее. Страдание заложено в самом акте обладания: мы слишком малы телесно и душевно, чтобы обладать человеком без гордыни или принадлежать другому, не чувствуя унижения. В каком-то смысле я был рад, что жена опять нанесла мне удар: я давно забыл про ее боль, и она могла со мной поквитаться только таким способом. Увы, в любом столкновении достается и невиновным. Всегда, везде из-под вышки доносится чей-то плач.

Фуонг зажгла опиумную лампу.

– Она позволит тебе на мне жениться?

– Пока не знаю.

– Она не говорит?

– Если и говорит, то неторопливо.

«Ты так гордишься своей невовлеченностью, тем, что ты репортер, а не автор передовиц, – думал я, – но за кулисами у тебя горы трупов! Та, настоящая, война безобиднее этой. Минометчик причиняет меньше вреда».

«Если я изменю своим глубочайшим убеждениям и скажу “да”, будет ли от этого хорошо тебе самому? Говоришь, тебя отзывают в Англию, и я понимаю, насколько это тебе поперек горла: ты бы все сделал для облегчения ситуации. Могу представить, как ты женишься, выпив лишнего. Когда-то мы действительно попытались построить семью, но нас постигла неудача. Во второй раз уже не так стараешься. Ты говоришь, что потерять эту девушку – все равно что перестать жить. Однажды ты написал ту же самую фразу мне – могу показать письмо, я его сохранила; уверена, ты и Энн так писал. По твоим словам, мы всегда старались говорить друг другу правду, но твоя правда, Томас, всегда кратковременная! Зачем спорить с тобой, пытаться воздействовать на тебя доводами рассудка? Проще поступить так, как диктует мне моя вера – ты же мыслишь неразумно, – и просто написать: я не верю в развод; моя религия запрещает его, так что, Томас, ответ будет: нет-нет».

Там было еще полстраницы, завершавшиеся словами «С любовью, Хелен», но этого я уже не стал читать. Думаю, там было про погоду и про мою любимую тетушку.

Жаловаться мне было не на что, я ждал подобного ответа. В нем содержалось много правды. Я бы только предпочел, чтобы она не так подробно размышляла вслух, ведь эти мысли ранили не только меня, но и ее саму.

– Она говорит «нет»?

Я без колебания ответил:

– Она пока не решила. Надежда есть.

Фуонг рассмеялась: